— Только те, кто примет мой вызов, могут отправиться в пропасть.
Баэл поднял голову.
— В чём заключается твой вызов, рыцарь?
— Я не скажу вам этого, пока вы не согласитесь.
«Не к добру это». Урсула дотронулась до руки Баэла.
— Не делай этого.
Баэл слегка склонил голову.
— Я принимаю.
«Ну твою ж мать».
Балах стоял неподвижно, крепко сжимая руками свой боевой топор. Урсула почувствовала, как страх пробежал по её телу. Что-то будто подсказывало ей убегать.
Что бы ни должно было произойти, это не к добру. Может, ей удастся потянуть время достаточно долго, чтобы Баэл передумал.
Она подняла руку.
— Прежде чем вы начнете, у меня есть вопрос. Здесь случайно не бывал мужчина по имени Кестер?
— Имена претендентов для меня не важны. Либо соглашайтесь, либо уходите.
Баэл сердито уставился на неё, его серые глаза горели. Он явно хотел, чтобы Урсула согласилась, но что-то в рыцаре настораживало её. Он двигался то слишком медленно, то слишком быстро. И ещё его прерывающийся голос. «Почему у меня такое чувство, будто я подписываю себе смертный приговор?»
И всё же… она доверяла Баэлу. Она не знала почему — он ничего ей не сказал, и, возможно, он Дитя Смерти. Но она доверяла ему свою жизнь.
Урсула сделала глубокий вдох.
— Я принимаю.
Балах рывком вытащил топор из пня. Он перевернул его так, чтобы ручка была обращена к ним.
— Превосходно, — сказал он, и его голос звучал в точности, как скрежет гравия. — Задача проста. Я выберу одного из вас, который возьмёт этот топор и нанесёт удар. Удар топором по шее другого, — он указал на окровавленный пень. — Вот там. Когда первый закончит, другой ударит последнего стоящего, — Балах сделал паузу, чтобы его слова отложились в их сознании. — Вы готовы?
— Да, — сказал Баэл.
Урсула пыталась прикинуть в уме логистику, но была почти уверена, что у них с Баэлом не имелось ни малейшего шанса выбраться отсюда живыми, если они действительно согласятся на такие условия.
Балах кивнул.
— Леди идёт первой.
Прежде чем Урсула успела возразить, Балах быстро шагнул вперёд и вложил ей в руки рукоять топора. Она осмотрела лезвие — оно было острым, как бритва, но плохо взвешенным. У Урсулы возникло неприятное ощущение, что «прежняя Урсула» — та Урсула, которой она была до потери памяти — никогда не держала в руках топор.
— Ты должна выбрать, — сказал рыцарь. — Выбирай, кого ты хочешь ударить.
Дитя Тьмы он или нет, она не собиралась рубить Баэла топором. Что за игру, чёрт возьми, он ведёт? Как только она рассечёт шею Балаха насквозь, они просто двинутся дальше. Верно? Урсула направила топор на Балаха.
— Я выбираю тебя.
Рыцарь кивнул, затем опустился на колени в траву с громким стоном железа. Он медленно опустил голову, пока она не опустилась на поверхность пня. Чёрт возьми. Он серьёзно настроен сделать это.
Урсула сжала рукоять топора.
— Ты действительно хочешь, чтобы я это сделала?
Рыцарь просто лежал там, положив голову на пень.
— Ты должна нанести удар, — сказал Баэл.
«Это уж совсем хрень какая-то». Урсула медленно подняла топор над головой, её руки напряглись от тяжести оружия. Топор грузно повис в её руках, а сердце бешено заколотилось.
— Сделай это, — настаивал Баэл.
Удары сердца гулко отдавались в её черепе, словно ритм военного барабана. Бум. Бум. Бум. Холодный пот выступил у неё на коже, когда она подняла топор высоко над головой, а затем с силой опустила его, ударив рыцаря сзади по шее. Стальное лезвие пробило его броню, плоть и кости и вонзилось в дерево. Брызги крови описали дугу в воздухе, и голова рыцаря как будто в замедленной съёмке упала и откатилась в сторону. Кровь хлестала из его разрубленной шеи, тело дёргалось на земле.
У Урсулы скрутило живот.
— Боги преисподней, — уронив окровавленный топор, она согнулась, опираясь на руки и содрогаясь в рвотных позывах. Это не было похоже на убийство одного из демонов Хотгара в ближнем бою. Демоны активно пытались прикончить её саму. Тогда это казалось естественным. А это совсем другое — казнь. Она снова содрогнулась, её желудок бунтовал.
Баэл пристально посмотрел на неё сверху вниз.
— Ну, ты закончила?
Урсула поднялась на нетвёрдых ногах, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Прости. Я никогда никого не казнила. По крайней мере, насколько я могу припомнить, — кровь запачкала её платье. — Ну и что? Мы теперь уходим?