Погрузившись вместе с конем в подземный мир и пройдя полторы сотни шагов на юго-восток, Йорверт оказался неподалеку от сорок третьей мили Делганско-Касневидского тракта. Тут ему пришлось потратить около четверти часа на ориентацию, но наконец он нашел скопление зданий, одного большого и нескольких поменьше, вокруг которых тянулась крепкая ограда, скорее всего, каменная, с широкими воротами и тремя боковыми калитками.
Это походило на усадьбу сельского лорда – кем, собственно, и являлся Кыван аб Ридерх. Йорверт вышел на поверхность за полмили оттуда, на пустынном участке тракта, сел на Попрыгунчика и двинулся в противоположном от усадьбы направлении, к небольшой деревеньке, которую заметил, обследуя из Тындаяра местность. Разумеется, его приняли бы и в господском доме – на Лахлине не отказывают в гостеприимстве поборникам, даже если они появляются посреди ночи. Но там наверняка узнают коня Кывана – а выдумать убедительную историю, как он сменил хозяина, будет непросто. Поэтому Йорверт решил поехать в деревню, наведаться в самый большой двор и без лишних церемоний расспросить заспанных хозяев о здешнем помещике и его родственниках.
Впрочем, до деревни он так и не добрался, встретив на полдороге четырех здешних жителей – сорокалетнего мужчину с тремя юнцами, которых тот назвал своими сыновьями. Возможно, они впрямь были родственниками, однако Йорверт очень сомневался, что эти четверо в глухую и морозную ночь вышли просто прогуляться. Наверное, подстерегали какого-нибудь одинокого путника, чтобы ограбить его, и, увидев издалека Йорверта, приняли его за лакомую добычу. Но при приближении разглядели форму поборника, и весь их боевой пыл мигом улетучился. Даже самые отчаянные разбойники (а что уж говорить об обычных сельских бандитах) предпочитали не связываться со всемогущей Конгрегацией.
Йорверт спросил у них, где тут поблизости можно найти приличное место для ночлега. Как он и рассчитывал, старший мужчина почтительно и немного робко ответил, что достойный господин недавно пропустил поворот на проселочную дорогу, ведущую в Неяд Геврах, усадьбу местного лорда. Йорверт поинтересовался, что это за лорд такой, и слово за слово вытянул из крестьян историю о юном Кыване аб Ридерхе и его конфликте с отцовскими братьями и сестрами. Также он узнал, что в середине монфовира Кыван прогнал всех родственников со своей земли, запретив им возвращаться до решения суда (очевидно, решь шла о решении Королевского суда, так как дело в суде Делганского княжества юноша к тому времени уже проиграл). Из всего услышанного следовали два важных вывода: во-первых, Кыван рассказал о себе чистую правду; а во-вторых, он не любил никого из родных и не поддался бы на шантаж поборников.
Развернувшись, Йорверт погнал коня в другую сторону. Рвение крестьян не дошло до того, чтобы они бегом сопровождали его, и это было их счастье, потому что у Йорверта уже руки чесались прикончить всех четверых. Но они были вежливы, не навязывались ему, поэтому он, отдалившись от них на три сотни шагов, спокойно перешел в Тындаяр, отвел Попрыгунчика в пещеру под Шан Хвайр и оставил его там вместе с запиской для мастера Гарвана, в которой просил найти для коня хорошую конюшню, где за ним будут заботливо ухаживать. А сам, переодевшись в свою повстанческую одежду и прихватив сумку Кывана с вещами, уже другим путем, через верхушку восточной скалы, вернулся в лагерь.
Как и полтора часа назад, ночной караул возглавлял Аврон аб Кадуган. За это время к нему присоединился Фьяхран аб Ойшин, который после разговора с Кываном не смог заснуть, все еще будучи исполненным глубоких подозрений по отношению к юноше. Йорверт рассказал обоим предводителям, что обнаружил коня в указанном Кываном месте и прошел по его следам несколько миль. Все свидетельствовало о том, что сюда он ехал в одиночку, без постороннего сопровождения.
– Но это еще не значит, – заметил преподобный Фьяхран, – что во всем остальном он говорил правду. Поборники могут держать его на крючке. Я знаю их лучше, чем все вы вместе взятые. Они подлые, коварные и беспринципные, для них нет ничего святого. – Возможно, раньше Фьяхран аб Ойшин был умеренным вольнодумцем, однако каторга превратила его в отчаянного еретика, и больше всего на свете он ненавидел поборников, считая их настоящими прислужниками Китрайла. – Я уже говорил уважаемому профессору, что в прошлом Конгрегация часто манипулировала колдунами, взяв в заложники членов их семей или других близких им людей.