Если бы шорох осыпающейся земли услышал часовой, уже, наверное, поднялась бы тревога...
После третьей попытки в колодец ворвался свежий воздух.
Галка едва успела уцепиться за скобы и повиснуть на них, потому что все поплыло у нее перед глазами, и ей вдруг стало блаженно хорошо в эту минуту.
Подумалось: они там, в овраге, наверняка тоже почувствовали воздушный поток, хлынувший в трубу. Теперь не сломиться бы, еще несколько усилий - и все... Выбралась на поверхность и села на землю, еще не веря, что ей удалось проделать этот страшный путь. Мина и фонарик лежали рядом.
Галка оказалась как бы в четырехугольном помещении без крыши: слева и прямо перед ней возвышались кирпичные строения бывшего завода, справа и за спиной - под временными навесами, крытые брезентом и маскировочной сеткой - штабеля продолговатых ящиков. Ей бы теперь не ошибиться только, сделать все как следует...
Прижимаясь к стене, шаг за шагом приблизилась к узкому проходу между кирпичными зданиями. Разыскала дверь. Внутри наверняка были боеприпасы. Но дверь оказалась на запоре.
Галка хотела подобраться к следующему зданию. И, выглянув за угол, обомлела...
В двух шагах от нее, присев на груду кирпича и уткнув свой автомат прикладом в землю, крепко спал, уронив голову на зажатый в руках ствол автомата, ее квартирант Штольц...
Галка шарахнулась назад. Теперь она по крайней мере знала, где часовой. Приподняла брезент на одном из штабелей, залезла под него и на мгновение включила фонарик...
В щелях ящиков блеснула медь. «Снарядные гильзы!»
Все. Галка отогнула, как ей показывали, чеку, выдернула ее и засунула мину между двумя пирамидами ящиков...
Теперь - назад!
Неслышно подбежала к черному зеву колодца, нырнула по скобам вниз и, когда почувствовала, что связывающая ее с оврагом бечева напряглась, несколько раз изо всей силы дернула...
Бечевка быстро - виток за витком - заскользила прочь от нее. Ее вытянули в овраге, может быть, Василий Антонович, может, Никита...
Галка поползла, уже не обремененная миной, засунув фонарик в карман, не обращая внимания на то, что попадалось ей под руки, обдирая ватные брюки на коленях, обдирая ладони, - скорей, скорей к желанной и спасительной цели.
Ее за руки выволокли из трубы: за одну - Никита, за другую - низкорослый мужчина, которого Василий Антонович называл Сергеем.
Галка упала на землю, но Василий Антонович тут же поднял ее, встряхнул и поставил на ноги.
- Быстро сбрасывай все с себя! Переодевайся! Быстро!
Двое мужчин уже опять закладывали трубу огромными комьями земли. Никита помогал им.
- Быстро! - повторил Василий Антонович. - Мы не смотрим!
В горле у Галки хрипело, губы обжигало дыханием, пока она сбрасывала телогрейку, ватные брюки или то, что от них осталось, валенки. Торопливо надернула свою одежду.
- Теперь уходите! - скомандовал Василий Антонович. - Мы тут доделаем все, как надо, а вы уходите! Идите, как шли сюда, огородами! У вас еще почти полчаса! - И, обернувшись, участливо опросил: - Все в порядке, Галчонок?!
- В порядке! - выдохнула плачущая Галка.
- Молодец! Так и должно быть!
Они с Никитой всю дорогу почти бежали, держась за руки. А возле дома она более или менее пришла в себя. Остановилась возле сарая.
- Все... - сказала Галка, отнимая у Никиты руку.
- Чего ты? - спросил Никита, заметив, как ее трясет.
- Страшно немножко... в дом идти...
- Давай я с тобой побуду.
- Нет, тебе лучше не заходить!.. Тут встретимся.
Дома Галка на ощупь, чтобы не зажигать свет, подбросила несколько полешек в печь, быстро вымылась, чтобы избавиться от преследующей ее вони, и когда заварила себе малиновый чай - окошки вдруг вспыхнули ярким светом и всю избу встряхнуло от мощных, один за другим нарастающих взрывов со стороны спиртзавода...
Галка налила себе полную чашку...
Белела в темноте на углу стола эмалированная кружка, из которой пил Штольц...
В последний раз пил. Ну, что ж, ведь Галка не звала его в гости... И в свой дом не звала... Чтобы он разлучил ее с отцом, с матерью... Чтобы такие, как он, а может, и он сам жгли деревни, убивали и вешали людей, как повесили в первый день оккупации председателя сельсовета дядю Василия.
Галка неожиданно опять заплакала и добавила себе в чай ложку бабушкиного настоя, чтобы успокоиться и уснуть.
Приговор приведён в исполнение
Щуплый, с большущими серыми глазами на маленьком лице, узенькими плечиками, Евсейка Торопыгин всего и всех остерегался... Да и было отчего.