А перед самым восходом появились Женька и Валька, чтобы проводить Евсейку с Павликом в развалины все той же лесопилки, где было заранее облюбовано место, удобное для ночлега и с неприметным выходом в сторону леса, если появятся немцы...
Но второй облавы теперь можно было почти не бояться. Немцев еще с вечера в этом конце села осталось всего около десятка, во главе с Людоедом, остальные прошли дальше.
Правда, появились неожиданные добровольцы-полицаи... Но эти не очень-то рискнут отходить хоть на шаг от села: уже распространились слухи, что начали действовать партизаны в лесу. А они таких шкур, как полицаи и старосты, не щадят...
Разведчику Евсейке ребята поручили найти след партизан в окрестностях села.
Прошло больше недели.
Евсейка за полдень возвратился из лесу с объемистой вязанкой сухих, почти одинаковой толщины сучьев, которых он всякий раз старался набрать как можно больше, чтобы были дрова про запас, чтобы видно было в случае неприятной встречи с полицаями, зачем таскается по лесу.
Он очень устал и, приближаясь к своему убежищу, хотел только одного: как следует отдохнуть.
Много раз наблюдая, как делают в таких случаях взрослые, Евсейка не сбросил со спины вязанку, а как бы выскользнул из-под нее. Отряхнул рубаху, неторопливо огляделся и присел на пенек, служивший для них с Павликом одновременно и стулом, и - когда надо - обеденным столом.
Павлика, прихворнувшего после этапа, к большому облегчению и радости Евсейки, взяла к себе Женькина мать, и за Павлика он был теперь спокоен.
- А Михеич правда был связан с партизанами?
Багор задумался.
- Если они приходили к нему - Михеич последнее отдаст... Сам знаешь, как он ненавидел людоедов этих... Михеич и сам бы партизанить ушел, если бы не такой старый... Шкуру бы с этого Людоеда проклятого с живого содрать, как со зверя! Да нет, он хуже зверя! Чего уверен обижать? Их приручить можно! А посмотрел бы, как он лыбится! Убивает, а сам лыбится. Да ты видел... - спохватился Багор.
- Видел... - нехотя подтвердил Евсейка.
- Кончать надо с ним - вот что я скажу! - неожиданно зло подытожил Багор.
- А Судья что говорит?
- Судья сейчас прибежит... Но тут вроде бы и не до законов!
Евсейка тяжело, горько вздохнул - совсем как вздыхала когда-то мать. Михеич за недолгое время сделался для него родным, теперь и Михеича не стало...
Прибежал Валька. С тем же вопросом:
- Что будем делать?!
- Убить его надо - вот и все дела - отрезал Женька.
- Надо, но... по закону. - И Валька сразу замкнулся.
- А они по закону все делают?! - зло выкрикнул Багор.
- То - они, а то - мы... - заупрямился Валька,- Мы не должны быть как они. Мы должны - все как положено, по справедливости.
- Ну, вот ты и давай эту справедливость, раз ты законник! - решил Женька.
- Суд надо, не я один решаю...
Выяснилось, что кроме судьи нужно еще прокурора, адвоката и двух народных заседателей.
- Может, ты еще и Людоеда потребуешь пригласить?! - возмутился Женька.
- Его - не обязательно, - невозмутимо отпарировал Валька. - Я читал: можно судить заочно.
Хотели в качестве заседателя пригласить Павлика, но втягивать его в такое опасное дело не следовало... Решили в конце концов обойтись без заседателей.
Расселись вокруг пенька, и Валька уже хотел объявить о начале заседания, но вспомнил, что предварительно необходимо составить акт об убийстве Штампфом мирных, ни в чем не повинных жителей. Достал из кармана старенький блокнот без обложек, огрызок карандаша и, не обращая внимания на протест Женьки, по всем правилам составил обвинительный акт.
Подписали его все трое без обсуждения. Перед открытием заседания Валька предупредил, что в данном конкретном случае обвиняемого можно судить «с особым пристрастием».
Роль прокурора, как если бы это само собой разумелось, взял на себя Женька.
Речь его была яростной, справедливой, с частными добавлениями по адресу Штампфа: «хад... хадюка... хадина...» Не забыл Женька-прокурор и о раненых красноармейцах, собственноручно расстрелянных Людоедом, и о старой бабке... и, уж конечно, о добром Михеиче, который до последних лет работал кузнецом, и не было избы в селе, для которой бы он что-нибудь не сделал... Можно сказать, Михеич своими руками все село строил...
В заключение Женька-прокурор потребовал для Людоеда-Штампфа смертной казни «через повешение»...
А когда он сел, Евсейка в наступившем молчании неожиданно тихо спросил:
- А кто... выполнять будет... казнь?..
Все трое на какое-то мгновение замерли. И только тут осознали всю справедливость высказывания Вальки: «то - они, а то - мы...».