На Дворцовой площади я увидел Преображенца, стоявшего на посту у подъезда здания Штаба Округа. Войдя в подъезд, я встретил караульного начальника штабс-капитана Квашнина-Самарина. Он заявил мне, что караул находится двое суток без смены, и он не знает, что делать дальше. Он обратился ко мне с просьбой пройти в помещение караула и поблагодарить солдат за хорошее несение службы.
С построенным караулом я поздоровался, поблагодарил за службу и сказал, что в виду несения третий день службы считать караул, как команду, высланную для охраны Штаба Округа, и часовых перевести на положение дневальных, которым разрешил днем сидеть на постах, а также обещал принять меры к скорейшей смене. Затем, вызвав заведующего зданиями, я просил его лучше кормить людей, на что он выразил полную готовность. Действительно, он выдал солдатам горы ситного хлеба, колбасы, чаю, сахару и проч. Солдаты были вполне довольны.
Из Штаба Округа я направился в Зимний Дворец, где также бессменно стоял караул от учебной команды Л.-гв. Преображенского запасного полка. Караульным начальником был, несколько мне помнится, поручик Огнев. Пройдя в караульное помещение и разговаривая там с караульным начальником и караульными. Унтер-офицером, я узнал от них, что караул несколько раз не допускал во двор Дворца рабочих и матросов, и что все время к часовым на постах подходят отдельные люди, старающиеся их распропагандировать. Они меня просили скорее устроить смену караула другой частью.
Поздоровавшись с построенным караулом и поблагодарив его, я так же, как и в Штабе Округа, разрешил ему считаться с этого момента командой. Некоторые наружные посты распорядился снять и поставить парных дневальных у ворот Дворца.
После этого я послал караульного унтер-офицера к подпрапорщику Лисову с тем, чтобы он распорядился выслать новый караул.
Вызвав к телефону помощника заведующего Зимним Дворцом, я просил его выдавать караулу больше сахару, хлеба и вообще обставить солдат, как можно лучше. Я был весьма удивлен, услыхав от него ответ, что ему трудно будет исполнить мою просьбу, так как все возможное уже сделано, и выдача сахара уже увеличена на четверть золотника на человека.
После такого ответа я прекратил разговор с этим господином и стал звонить в Гвардейский Экипаж, который, по слухам, был единственной частью, находившейся в полном порядке. На мою просьбу выслать караул в Зимний Дворец, дежурный по Экипажу заявил, что даже и думать об этом не приходится. Тогда я позвонил Л.-гв. Павловский зап. полк (от встреченного на Миллионной yлице унтер-офицера этого полка я знал, что у них уже выбрали командира полка). К телефону подошел сам новый "командир полка" какой-то штабс-капитан, сказавши мне, что, к несчастью, он, действительно, выбран новым командиром Л.-гв. Павловского запасного полка, но что он не знает, где находятся его люди, не знает даже количества винтовок у себя в полку и, кроме того, сомневается, будут ли исполняться какие-либо его приказания, и что в виду этого он никакого караула выслать не может.
Подпрапорщик Лисов прислал сказать, что все люди ушли на Кирочную улицу выбирать командира полка, поэтому смену караулу он выслать не может. Приказав караульному начальнику написать письмо адъютанту нашего полка о необходимости принятая им мер к смене караулов в Зимнем Дворце и Штабе Округа, а также в Адмиралтействе, я вышел из Дворца и направился к себе домой.
Часто приходилось слышать, что Преображенцы запасного полка изменили своему долгу, но, зная, как они действовали на Литейном проспекте, как построенные роты на площади Зимнего Дворца не присоединились к восставшим и находились в полном распоряжении генерала Хабалова, и как караулы Преображенцев несли свою службу в течение трех суток без смены, я думаю, что все эти обвинения должны отпасть.
Конечно, в дальнейшем и Преображенцы запасного полка были увлечены общей революционной волной, и менее устойчивые чины его присоединились к общему течению, но большинство чинов нашего запасного полка честно выполняло свой долг до тех пор, пока существовала власть в Петрограде.
На Николаевском мосту я встретил одного из моих братьев и младшую сестру, ждавших меня, чтобы предупредить, что мне необходимо немедленно ухать из Петрограда, так как после моего ухода из дому три раза приходили матросы, чтобы арестовать меня. Я вместе с ними пошел домой. Не доходя до дома, мы выслали мою сестру "на разведку" - не ждут ли меня на квартире "товарищи-матросы".
Дома я застал в полной панике нашу старую прислугу Захаровну, умолявшую меня сейчас же уехать из Петрограда. Она все время приговаривала: "Ведь одни рожи-то их чего стоят. Отца родного убьют - не пожалеют, а уж вас и подавно". Особенно она была в претензии на одного матроса, укравшего у нее во время обыска пятнадцать фунтов сахара.
В виду столь настойчивых визитов "товарищей-матросов" я решил немедленно уехать из Петрограда.
Взяв с собой маленький саквояж и уложив в него самые необходимые вещи и свой наган, я отправился в сопровождении своего брата на Царскосельский вокзал. На вокзале, запруженном солдатами, мне сказали, что поезда по Царскосельской линии не ходят, и неизвестно, когда еще пойдут. Тогда я пошел пешком на Николаевский вокзал с тем, чтобы ехать в полк кружным путем через Москву, Воронеж, Киев. На Николаевском вокзале брат взял билет, и я, сев в первый попавшийся поезд, выехал из Петрограда около семи часов вечера 2-го марта.
В купе, где я сидел, всю ночь шли разговоры о республике и монархии, о преимуществах Великого Князя Михаила Александровича перед Государем и т. п. Все это слушать было тошно, и я ехал, притворяясь спящим, но не мог заснуть всю ночь.
Железнодорожное движение было сильно нарушено, и поезда шли с большим опозданием, так как "товарищи-железнодорожники" тоже праздновали революцию.
На рассвете, на станции Тверь, поезд остановился на десять минут.
Выйдя на платформу и прогуливаясь вдоль поезда, я обратил внимание на двух солдата, которые стремительно шли, направляясь ко мне. Оба были с револьверами в руках.
Подойдя ко мне, один из них крикнул: "Руки вверх!" Я, не поднимая рук, спросил - "в чем дело?" - и прибавил - "вероятно вы думаете, что у меня есть оружие, но после постоянных обысков и осмотров, я полагаю, что ни у одного офицера не осталось револьвера". На это один из солдата заявил: "Здесь в поезде говорят, что вы расстреливали народ в Петрограде". Не успел я ему сказать - "не всякому олуху верь", как раздался третий звонок, и мои собеседники-"товарищи", оставив меня, бросились в вагон.
Я быстро вошел в купе своего вагона, взял саквояж и на ходу выскочил из поезда.
Сделав остановку у начальника станции и спокойно позавтракав, я сел в прямой вагон "Петроград-Москва-Воронеж" скорого поезда и продолжал дальше свое путешествие.
Почти не выходя из вагона, я добрался до Воронежа. где сейчас же перешел в другой поезд и через Киев приехал на фронт в свой полк.
Там я спокойно вздохнул так как обстановка в полку была почти без изменения. Солдаты прекрасно несли службу, был полный порядок и чинопочитание.
Шли только разговоры об организации полкового комитета.
Кругом, в нашем полку и особенно среди офицеров, чувствовалось тяжелое настроение и волнение за судьбу России, Государя Императора и всей Его Семьи ...
А. Кутепов.