«Гонения, воздвигнутые эриванским ханом при старости лет моих на меня и на патриарший престол, – отвечал на это Ефрем, – заставили меня возложить последнее упование мое на милосердие русского Государя; а потому не допустите быть тщетной надежде нашей, с которой при моей семидесятилетней старости принужден был в такое зимнее время, претерпев многоразличные беспокойства, пройдя горы и ущелья, повергнуть себя под покровительство Его Величества, ибо куда же приличнее было бы нам прибегнуть, или на какое государство положиться».
Ермолов нашел необходимым предварительно снестись об этом с министром иностранных дел графом Нессельроде и писал ему, что патриарх Ефрем, не предварив никого, прибыл в Шушу и желает приехать в Тифлис; что он не считает возможным исполнять его желания, ибо персидское правительство, склонное к подозрениям на счет нас, могло бы заключить из сего, с некоторым правдоподобием, что патриарх вызван нами и что мы скрываем какие-нибудь важные намерения. В Петербурге взглянули на это дело так же, как Ермолов, и граф Нессельроде ответил, что русское правительство не может и не имеет права держать его в своих границах в сане патриарха, а может только признать его за простого монаха и в сем звании, оказывая соответственное уважение, позволяя жить ему, где он пожелает.
Пока решался этот вопрос, патриарх в сопровождении значительной свиты из 40 духовных лиц, в числе которых находился и преосвященный Нерсес, будущий католикос Армении, посетил Касапет и остановился в доме братьев Атабековых, принявших его со всеми почестями и благоговением, подобающим его высокому сану. Здесь он провел около шести недель и тронутый сердечным гостеприимством не только его, но и всей его свиты благословил дом Атабековых и оставил на память о себе священный кондак, призывающий на них и на весь дом их помощь и покровительство Божие. Вот этот кондак, сохраняющийся и поныне в семействе Атабековых с должным благоговением.
«Раб Христа и Его милостью католикос всех армян Ефрем и верховный патриарх апостольской церкви и лучезарного первопрестольного Эчмиадзина, с любовью Св. Духа и благословением братским: уважаемому благородному мелику Аванесу и сотнику (юзбаше) благородному Акоп-беку Арютиновым-Атабековым с пожеланием вам радостных дней.
Благодать и любовь Св. Троицы, вместе с чудесною силой коснувшегося Христа Св. копья и покровительством десницы Св. Отца нашего, великого Просветителя Григория, Св. Мцанинского патриарха Иакова и других святых, мощи коих хранятся в лоне первопрестольного Эчмиадзина, да украсят вас душевно и телесно всеми благами и наполнят ваш дом и житницы неиссякаемым обилием.
После сего привета и благословения я должен объявить вам, любезные, что Св. Апостол в своем послании к римлянам пишет: «Воздайте всем следуемое им и никому должными не оставайтесь!» Многочисленные благодеяния Создателя по справедливости обязываюсь словесных тварей ценить эти благодеяния и почитать достойным образом истинного Бога, чтобы произносить: «Господи, мы, недостойные рабы, сделали все то, что следовало делать. Точно таким образом словесные твари обязаны платить друг другу долги, не оставаясь должными кому-либо, согласно учению Апостолов».
Царю подобает охранять своих подданных в мире и не обременять их разнообразными налогами, сверх установленного, подданные должны признавать царей за изображение истинного Бога.
Также церковнослужители обязаны сеять между мирянами духовное, т. е. проповедовать слово Божие и молиться за живых и мертвых, чтобы не дать повода к изречению, в котором Апостол упрекает прежних пастырей и священников, высказываясь так: «Они объедали народ, как птицы хлеб, и не молились Богу». Но миряне также обязаны удовлетворять нужды церковнослужителей, кормить и прикрывать их, согласно апостольскому правилу, гласящему следующее: «Мы посеяли духовное между вами, и потому вправе собрать телесное; те, кои служат в храмах, там в храме и будут питаться». Вы, следуя учению Апостола, приютили нас и братию нашу в благословенном жилище вашем во время путешествия нашего, не говоря о том, что находился с нами и любезный наш епархиальный начальник, архиепископ Нерсес, вместе со своими, коих с нашим было числом 40 человек.
А потому мы обязаны сеять духовное, пожелав вам, живым, благоденствия и здоровья, а вашим покойникам – царствия небесного. В знак благодарности оставляем в вашем доме сей кондак на веки вечные, взамен оказанного нам гостеприимства и услуг. Да благословит и укрепит Господь Бог вас, всю семью вашу, близких и родственников ваших, благословит сады, нивы и все имения ваши и все добрые деяния. Да вселится в вас исходящая от Иисуса Христа благодать во все дни вашей жизни; будьте здоровы и благополучны.
(Дан 1822 года, июля 20-го в благословенном селении Касапет).
За вас молящийся католикос всех армян, горестный Ефрем».
Прощаясь со своим духовным патриархом, отправлявшимся отсюда в Шушу, братья Аванес и Акоп одарили всю свиту его подарками и сделали богатый вклад в Эчмиадзинский монастырь.
Между тем патриарх Ефрем, возвратившись в Шушу, получил письмо Ермолова, извещавшее о решении, принятом относительно его в Петербурге. Не желая возвращаться в Эчмиадзин из опасения нападков персидского правительства, Ефрем предпочел сложить с себя патриарший сан, и письменный акт такого отречения прислал Ермолову. Он уже решил провести остаток своих дней в армянском монастыре Сурб-Нишан, находившемся в Ахпате, в Борчалинской династии, и выехал туда из Шуши через Елизаветполь 17 августа 1822 года. Отречение Ефрема вызвало в Эривани большое смятение, объясняемое Ермоловым тем, что с отъездом католикоса из Персии иссякли доходы Эчмиадзинского монастыря, стекавшиеся в него с разных сторон, а следовательно, и средства к удовлетворению алчного корыстолюбия сардара. Ермолов предвидел, что персияне будут домогаться возвращения Ефрема, и действительно, эриванский хан прибегнул даже к угрозе избрать и посадить на место его нового патриарха.
«Ваше высокостепенство, – отвечал на это Ермолов, – конечно, забыли, что признание патриарха зависит в числе прочих и от моего Императора, а избрание принадлежит к правам всего армянского народа, не в одной Персии пребывающего». Довод был так убедителен, что сардар примолк, но зато у нас появилось опасение, что он не усомнится употребить скрытно насильственные средства для достижения своей цели и пошлет шайку в Ахпатский монастырь, где находился патриарх, чтобы выкрасть его и силой увлечь в Эчмиадзин. Опасения эти были настолько сильны, что полковнику, князю Севарсамидзе, командовавшему войсками на Эриванской границе, было предписано принять все меры осторожности, окружить патриарха преданными людьми и не пропускать по дороге в Ахпат ни одного персиянина.
Так наступило лето 1826 года, когда персидские полчища внезапно, без объявления войны, вторглись в наши пределы, и гроза прежде всего разразилась над беззащитным армянским населением.
Памбак и Шурагельская область впервые подверглись удару со стороны эриванского хана: деревни были опустошены, большинство детей и женщин подверглось мучительной смерти, сотни семейств угнаны в плен. Летопись не оставила нам имен всех этих мучеников и мучениц, но до сих пор в памяти местного населения живут предания о подвигах, совершенных в ту пору, и о геройской смерти старшины села Харум, юзбаши Дели-Хазара, караклисского Аветика, амомлинской армянки Манушак и множества других. В первое время набеги персиян простерлись так далеко, что достигли даже ближайших окрестностей Тифлиса. Одна из партий ворвалась даже в Ахпатский монастырь, где жил маститый патриарх Ефрем, которого персияне давно уже домогались взять в плен. К счастью, за несколько дней перед этим известный архиепископ Григорий Манучарянц, прославившийся еще во времена Гудовича и Цицианова геройскими подвигами, украшенный орденами Георгия, Владимира и Анны, гроза персидской конницы, собрав сорок отважных удальцов из армян, отправился с ними в Ахпатский монастырь и вывез оттуда патриарха в Тифлис. На дороге, при переправе через реку Храм, настигли его персияне (их было около трехсот человек). Завязался рукопашный бой. Под архиепископом была убита лошадь, а два его ближайшие родственника – изрублены, но он отважно пробился сквозь ряды неприятеля и благополучно доставил патриарха в тифлисский Ванский собор. Отсюда Манучарянц поспешил с армянской дружиной в Шамшадил, находившийся в полном возмущении. Здесь то увещаниями, то силой оружия он удержал татар, стремившихся разграбить мирные селения, разбил несколько персидских партий и возвратил более 500 армянских семей из плена.