Трофя если сможет отомстить за меня Чирвивину, обязателно атамсти как сможеш. А лучче попроси папу штоб меня вернули в Москву. Я исправелась и хочу работать в райкоме уборщитцей. Крепко целую тебя. Твоя сама знаешь кто…»
Кому: Девушке со стальными зубами из магазина «Овощи-фрукты» напротив «Молочного».
Куда: Москва, улицу, говорят, переименовали.
Я скулю по тебе ежедневно,
Хоть свободного времени нет.
Ведь за сорок секунд одевают
И шеренгой ведут на обед.
Относительно службы солдатской
Ничего я не стану писать,
Потому что, моя стальная,
Все равно ничего не понять.
Ты сидишь и торгуешь капустой,
Я хожу и уставы учу.
Ночью ты отдыхаешь с подушкой,
Я же ночью дневальным стою.
А когда трактористки-девчата
В подворотнях целуют ребят,
Я грущу на посту и вздыхаю,
Прижимая к груди автомат…
Письмо Аркадия, перехваченное В. П. Чугуновым, но оказавшееся слишком для него неразборчивым.
«…ужолирп ен аму — ътепрет адог авд отэ есв каК. ысурт, икдюлбу, ынитерк, ичоловс еыньлатсО. ьтазакоп хесв ан ботч, титавх вецьлаП. ьтсокдер тут идюл еынчодяроП. яинеджоворперпямерв огокат ялд ыньлаеди, хывокалз зеб еыннешорб, ялоп еиксволсымсоруК огалб, батш йовелоп меавыдалказ ым ьнед йыджаК. ьсунхивс орокс Я яимра ен а, ьтуж от-яакак отЭ»
Куросмысловская ГРЭС Ксении Четвертованной. До востребования.
Здравствуй, любимая дочь Учителя!
Пишет тебе любимая ученица и верная подруга. Сам он писать разучился, а я не умею, так что цыдульку пишет добрый человек на почте. Уже третий месяц идем мы в Куросмыслов спасать тебя и проповедуем в дороге животное электричество. Хорошие люди кормят нас хлебушком, остальные прогоняют к помойкам, не зная нашей любви к помойкам, и получается, что остальные для нас тоже хорошие.
Терпи, любимая дочь Учителя, мы уже близко, если идем в ту сторону.
Папа твой заснул, поэтому прощаюсь одна. Да и добрый человек спешит…
Любовное послание Победы.
«Какая удивительная страна — заграница, милый мой Аркадий! Как все странно! Точно в сумасшедшем доме. Заходишь, например, в магазин, а там одни иностранцы! И спрашивать их о чем-либо совершенно глупо, потому что все равно ничего не поймешь из ответа.
Мне всю ночь снилось, что ты завел в Куросмыслове любовницу, чуть ли не Сени, и привез ее к нам погостить, А у нас уже с тобой семья и дети бегают. Ну, разве это не наглость с твоей стороны? Подумай на досуге, а я пошла учиться.
Р. S. Дулемба и Тракторович шлют тебе приветы. Не знаю, чьи искренние.
С наступлением зимы Чугунов стал бредить Кустымом Кабаевым в открытую и ничего не стесняясь. Он даже партбилет Кабаева взял в свой сейф на хранение, так как в общежитии сейфа не было.
— Только ты, Тракторович, сможешь понять меня, потому что великие учителя — основатели марксистской науки — только нам — коммунистам — указали правильный путь в решении этой задачи, — репетировал он, запершись в туалете.
— Пап, ты с кем разговариваешь? — спрашивала из-под двери Победа
— Не мешай, — огрызался Василий Панкратьевич. — Жизненным опытом классики проложили три дороги к семейному счастью. Выбирай любую, Тракторович! Хочешь, как Ленин, женись без детей; хочешь, как Маркс, женись на обеспеченной; а хочешь, как Энгельс, вообще не женись.
— Он хочет как Энгельс, — подсказывала Победа
— Уйди от двери! — кричал Василий Панкратьевич. — Он хочет как Маркс! Что он, дурак, что ли? Зови его сюда!
— Да сам придет конспекты сдувать и обедать нахаляву, — ответила однажды Победа
— Отлично! — решил Чугунов, вышел из туалета и сел в прихожей ждать Кабаева с нетерпением.
«А мне куда деться? — подумала Победа — Может, сходить к родителям Аркадия и почитать их письма? А может, сходить к Макару Евграфовичу и почитать его письма?»
Тут открылась входная дверь, и Василий Панкратьевич с разбегу схватил вошедшего в объятья.
— Ну здорово, Кустым Тракторович! — протрубил он.
— Папа, ты чего? Не в себе? — спросил Трофим.
— Тьфу ты!.. Я не тебя ждал. Проходи.
— Здравствуйте, Василий Панкратьевич, — сказал Червивин, осторожно всовывая тело в квартиру.