— Я собираюсь жить честно и этот паспорт верну Победе, — сказала Сени. — А ты дуй в милицию и назови себя опять по метрике.
— Ерофей Юрьевич мне не простит, — сказал пока еще Петрович.
— А наши дети не простят тебе трех отчеств, — сказала Сени.
— Отчество как раз будет одно — Петровичевич или Петровичевична.
Но Сени уже махнула рукой на старте, и Петрович побежал в милицию. А расстроенная невеста встретила на улице Победу и вернула ей паспорт Аркадия.
— Очень кстати, — улыбнулась Победа, — хотя я от тебя такого поступка не ожидала
— Я тебе еще пригожусь, — сказала Сени и подарила Победе бесплатный билет для проезда в городском транспорте…
Вот пишут наши журналисты, что наши исправительные заведения не лечат запущенную нравственность… И много резона в их письме. Червивин вернулся с комсомольской стройки шелковый, но в два дня забыл все кошмары и выводы, забыл как фамилию музыкального кумира и школьную программу по астрономии. Он честно помнил Куросмыслов лишь до того момента, как пришел на работу и спросил подчиненных инструкторов:
— Что тут без меня творится? — нагоняя в голос комсомольский задор и бодрость.
— А ты разве уезжал? — удивились инструкторы.
— Ну, вчера же меня не было, — прозрачно намекнул сын эпохи.
— Кстати, а где ты был вчера? Тебя кто-то спрашивал.
— В университете марксизма-ленинизма проводил спортивное мероприятие среди преподавателей.
— Смотри, кому доверяют!
— Да, — согласился Червивин, — расту помаленьку.
— Слушай, а буфет там какой?..
На всякий случай Червивин попался на глаза первому секретарю, получил ни к селу ни к городу выговор и обещал тут же исправиться. Главный комсомолец района ему поверил и даже руку пожал. «Пронесло!» — обрадовался Червивин и побежал в туалет. А на следующий день он уже носился с мыслью о мести. Но виноват-то во всем был он, а самому себе мстить не хотелось, и так натерпелся разного. Поэтому в жертвы сын эпохи выбрал инструктора, который напророчил Андрею и вечное поселение в Куросмыслове, и Победу, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. Инструктору Червивин дал, как Иванушке-дурачку, три невыполнимых поручения, думая после трех выговоров спровадить его в пионервожатые средней школы, а Победе Андрей решил нагадить партийной свадьбой с Тракторовичем, который представлялся ему неполноценным супругом и недееспособным коммунистом из-за узких глаз, совершенно не подозревая, насколько эта свадьба уже проиграна в мозгах Чугунова и излишня помощь. Итак, он вызвал в райком секретаря факультета Кабаева под надуманным предлогом провести совместное спортивное мероприятие и крепко подружиться коллективами, а сам полез в личную жизнь Кабаева с расспросами.
— Скоро загс пойду, молодая жена дом поведу, абдумбадрат говорить буду, — поведал откровенный Тракторович. — Москва поселюсь, ученый стану.
Сын эпохи чуть-чуть притворился полным козлом (больше не требовалось) и спросил:
— А кто жена-то?
— Дочь большого человека, — двусмысленно ответил Кустым. — По-русски — шишка, а у нас кланяются.
— Может, тебе помощь нужна? — спросил Червивин. — Я всегда рад помочь товарищу в беде. Хочешь, в загс с вами схожу, чтобы там ничего не напутали?
Тракторович решил, что его держат за идиота, которого любой облапошит, даже не желая того, обиделся и помощь отверг.
— Дулемба пойдет: у него пять жен, он все знает.
— Дулемба знает все, кроме советской действительности. Смотри, будешь локти кусать без меня, — напророчил Червивин и подумал: «Ладно, подождем удобного случая и подберемся с другой стороны к Победе…»
А Кустым с фруктами и цветами поспешил в богатый дом Чугуновых, чтобы самому стать еще богаче и взять в жены красавицу — единственное искусство, в произведении которого Василий Панкратьевич принял бессознательное участие. Сделай он то же самое умышленно, Победа родилась бы со слабо выраженными половыми признаками, как идейно выдержанный экспонат выставки соцреализма
Чугунов уже не довольствовался табуреткой в коридоре и выходил встречать желанного Тракторовича на лестничную клетку, где сразу торопил со свадьбой, так как последние месяцы Победа симулировала неизвестные женские болезни, которые для Василия Панкратьевича были вариациями мужского насморка и стремлением опорочить перед Кустымом организм засватанной. Но Победа лишь хотела уйти в академический отпуск, чтобы потом уйти в декрет и оказаться с Аркадием на одном курсе.