Выбрать главу

— Не обижайтесь, хлопцы, — сказал, прощаясь, Федор Иваныч,— я так, понарошку. Я токо за здоровую молодежь стою. А то грудь болит, живот ноет...

— Иди, иди, хохол поганый!

Фёдор Иваныч поковырял в ухе пальцем, хотел что-то ответить, но махнул рукой и пошёл спать.

— Мухомор! — негромко съязвил Сашка.

Поля вспыхнула, но промолчала.

— Давайте чай пить! — вышла из неловкого положения Анна Егоровна.

Митя с удовольствием любовался раскрасневшимся Полиным лицом, Анна Егоровна звенела в кухне посудой. Не унывал один гитарист, он трогал на гитаре струны и вполголоса, для себя напевал солдатский романс.

«Хоть с угрями, а, наверно, хороший парень», — думал про него Митя. Ему нравилось, что доброволец не обижался.

— Давайте лучше во что-нибудь поиграем, — предложила Поля.

— С поцелуями! — поддержал её гитарист.

Анна Егоровна поставила первую чашку перед Митей, и всем стало ясно, что он является самым желанным гостем.

Сашка подсел к столу.

— Куришь? — спросил он, протягивая Мите портсигар.

— Пока нет, — неохотно ответил Митя.

— Ты небось ещё и не бреешься? — со скрытой насмешкой поддел Сашка.

Митя покраснел от досады и разочарованно потрогал пальцем над верхней губой, словно хотел узнать, не выпирают ли там волосики. Развязно, тоном победителя Сашка доконал:

— А мне вчера наш ротный парикмахер чуть родинку на щеке не сбрил...

Он повернул свою пухлую, молочно-розовую щеку к нему, и все увидели родинку, перечёркнутую полоской пореза.

Митя нахмуренно хлебал из блюдца чай, соображая, чем отплатить Сашке за хвастовство. Отсутствие усов доставляло ему неподдельное огорчение. Поставив блюдце, он сказал:

— Усы — пустяки! А вот под мышкой у тебя не растут волосы.

— Под мышкой не растут? — обиделся Сашка. — Нет, растут. Хочешь, докажу?

— Шура, — подняла брови Поля, — вы пьяны?

— Вы меня не поили...

— Значит, глупы.

Разговор сразу увял, к чаю никто не притрагивался. Сашка растерянно похлопал глазами и насильно рассмеялся, он отставил чашку на середину стола, где в прозрачной стеклянной вазе горой громоздились пшеничные коржики с маком. Митя не понимал, почему это они не пьют такой вкусный, замечательный чай. А коржики? Он съел их уже четыре штуки.

— Хочешь ещё? — спросила Поля, наливая ему вторую чашку. — Я за тобой поухаживаю.

— Не очень, — шмыгнул носом Митя, — ещё одну, пожалуй, выпью.

— Ты не стесняйся, — с подозрительным гостеприимством сказал Сашка, — пей! Бери коржики. Ты уже сколько навернул, кажется, семь штук? Хватай восьмой, не стесняйся...

Митя виновато дожевал откусанный кусок и, мучительно давясь, проглотил его через силу, словно это был камень. Поля порывисто привстала:

Шура, если вы не умеете себя вести, я попрошу вас оставить эту комнату.

— Пойдем, Додька! — выкрикнул Сашка. — Не видишь, гостей в шею провожают.

— Куда же вы? — беспокойно засуетилась Анна Егоровна.— Шура...

— Нет уж, спокойной ночи... Не поминайте лихом!

Шпоры прозвенели нагло и заносчиво.

— Ты не обращай на них внимания, — с укоризненной нежностью обратилась Поля к Мите. Он поднялся и взял фуражку.

— Я тоже пойду...

— Куда же ты?

— Домой пойду, — насупленно ответил Митя.

— Как хочешь... Заходи завтра, завтра никого не будет, — шепнула она.

Последние её слова обрадовали Митю: он вышел из сеней в разбитом, но веселом настроении. Поднималась луна, верхний этаж дома был окантован широкой светлой полосой.

В калитке его повстречали Сашка с приятелем. Сашка остановил его и, взяв за грудки, потряс и предупредил свистящим от злости шёпотом:

— Гляди, Митька! Я знаю, что ты с красными отступал... Будешь стоять на дороге, откушаешь вот этого! — Он похлопал себя по кобуре и отпустил рубаху.

Митя ничего не ответил и быстро побежал к дому.

Глава одиннадцатая

На крылечке, попыхивая в темноте огоньком, скучал какой-то человек. У Мити от предчувствия заходило сердце: уж не Никита ли? Он любил обыкновенно после ужина выйти покурить на крылечко. Митя задержался у калитки.

Человек поднялся и, подойдя к нему вплотную, пристально всмотрелся в Митино лицо.

— Хо, таки дождался! — вздохнул он облегчённо, и Митя узнал длинноволосого моряка, оставленного при отступлении со станции. — Ну, здравствуй! — протянул он пятерню.

— Здорово! — Митя с удовольствием сунул ладонь в его огромную, чёрствую лапу. «Попрошу его, а он пойдёт и набьёт Сашке морду, чтобы не задавался», — подумал он.