Матрос уселся на крылечке и хлопнул по доске тяжёлой ладонью.
— Сидай рядком. Я до тебя по важному делу. Ты откуда?
— Из гостей.
— Всё по гостям гоняешь?.. Ты когда вернувсь?
— Домой я пришёл сегодня, а до этого лежал в госпитале.
— А хлопцы де? — с надеждой справился моряк.
— Отступили дальше...
Митя рассказал ему, как погиб редактор, как их захватили в плен. Матрос слушал его, поблескивая глазами из-под насупленных, грустных бровей.
— Так... Редактора закопали?
— Закопали.
— Ну, шо ж, не на нём одном, к счастью, дело держится. Вот шо, Митька, — матрос понизил голос, — положиться на тебя можно?
— Можно. Мне Дядько всегда пароль сообщал.
Моряк огляделся по сторонам.
— Можно чи не можно, говори зараз? — посмотрел он испытующе.
— Можно, — подтвердил Митя вторично, удивляясь о моей твердости.
— Я с одного огляду почуял, шо хлопец ты гвоздь, оно по морде видно, — польстил матрос.— Кончим войну, пойдёшь до нас на корабль, юнгой... Хто твой батько?
— Отец давно умер, его в полиции запороли.
— Ого, — обрадовался моряк,— потомственный пролетар?.. Славно, славно.
Митя догадывался, что за этими обычными вопросами скрывается совсем другое, более важное, но матрос, видимо, не знает, как подойти потоньше к этому главному.
— А из юнги можно стать настоящим капитаном, — спросил Митя больше для видимости, чем из любопытства.
— Будешь и капитаном, — думая о чем-то постороннем, ответил матрос и достал папиросу.
«Решает» сказать или не сказать... Сейчас скажет». Но моряк положил папиросу обратно в портсигар. «Значит, не скажет», — решил Митя.
— А ты книжки любишь читать? — увёл матрос разговор опять в сторону от главного.
— Смотря какие.
— Разные... Ну, там с приключениями. С опасностью для жизни и так и далее...
— Очень! — повернулся Митя, зная, что матросу хочется, чтобы он ответил именно так.
— Ага, славно.
Матрос вынул папиросу и закурил, осветив спичкой свои тонкие, сжатые губы и отливающий синим свежевыбритый подбородок.
— А ты хотел бы быть таким отчаянным хлопцем, какие там описаны?
— Да, да, да! — почти выкрикнул Митя, уже не сдерживая своего любопытства.
— Слухай-ка, брат: знаемых тут у меня — чёрт-ма, ни души. Ночую по-собачьи, де попало. Откровенно признаться, и курю остатнюю цигарку... — И моряк замялся, опять чего-то не досказав.
«Оказывается, вот почему он вынул, а потом сунул папиросу обратно в карман, — обрадовался Митя, — она у него последняя...» И он пожалел матроса.
— Может, ты есть хочешь?
— Чуточку имеется, — застеснялся по-взрослому моряк.
— Обожди, я мигом достану, — услужливо сорвался Митя.
Он вернулся с хлебом и сухой таранкой.
— Пока это, а мать вечерять приготовит. Спать будешь со мной, в сенях, я уже предупредил.
В темноте матрос сдирал с тарани трещавшую чешую.
— Да, Митька. Славный ты хлопчик, бачу — сердцем до лягаешь до работы, — обсасывая выдранные тараньи крылья, сказал матрос. — Мало нас. Оружия нема...
Последние слова были сказаны небрежно, но Митя почувствовал, что это и есть то самое главное, что так долго не открывал ему моряк.
— Я могу достать оружие! — неожиданно для самого себя выпалил Митя, вспомнив подслушанный разговор Сашки с гитаристом.
Моряк чуть не подавился косточкой и долго отхаркивался, хлопая себя по затылку.
— Неужели можешь? — спросил он осевшим голосом.
— Попробую.
— Та ты ж не хлопец, а черти шо такое!
Услышав звяк кастрюли, Митя поднялся:
— Идем вечерять.
— Оце да! — восторгался моряк. — Оце хлопец: свой в доску!
После ужина Митя уложил гостя спать, а сам вышел двери.
— Спи, — сказал он, — я скоро вернусь! — И, разувшись, перелез через забор в безлюдный двор Хорьковых.
Глава двенадцатая
От дома, закрывая половину двора, отваливалась недвижная, дремучая тень. Поднималась луна. Сдерживая шаг и волнуясь, Митя с наружным спокойствием прошёл по освещённому месту к сараю. Дверь скрипнула тихо, но ему покажись, что очень громко. Коробок со спичками прилип потной ладони. Стараясь не шуметь, он ощупью тронулся обследовать обстановку сарая. Стол. На столе два помидора, зеркальце и рассыпанная соль. Табуретка. Ещё одна. Кровать.. Пожалуй, оружие где-нибудь под матрасом спрятано... Митя прислушался и вынул из коробка спичку. При пляшущем свете огонька из темноты возникла узкая койка, покрытая жёлтым одеялом. Револьвер лежал на одеяле. Митя собрался уже схватить его, когда во дворе загудели голоса, приближавшиеся к сараю. Митя погасил спичку и полез под кровать, где кучей стояли пустые бутылки; от неосторожного движения они испуганно зазвенели. Митя неудобно лёг на спину и, не шевелясь, засох с очумело скакавшим сердцем.