— Нога моя в раю,— ответил Никита, сползая на животе с коня, — ангелы унесли...
Поддерживая гармониста под руку, Забей-Ворота помог ему спуститься в землянку.
— Это чей хлопец? — кивнул он на Митю.
— Неужто не знаешь?.. Это Митька Муратов. Наш разведчик.
— Ого, тогда давай знакомиться!
Митя конфузливо сунул руку в шершавую ладонь командира. Забей-Ворота кому-то зычно крикнул:
— Дитё, задай коням овса!
— Знаю сам! — ответил откуда-то Филипп.
— Почему Дитё? — спросил Никита, присаживаясь на лежавшее в углу запылённое седло.
— Прозвище у него такое... Ну, выкладывай всё подробно! Небось проголодались?.. Скоро обед будет.
Никита снял фуражку и, обтерев ею лоб, начал рассказывать.
— К морю, под видом груза сельскохозяйственных машин, следует состав с оружием и снарядами. Он пройдёт через нашу станцию. Сведения получены из Ростова.
Забей-Ворота насторожился.
— Сведения проверены?
— Да. Их получил от своего знакомого Фёдор Иваныч, кондуктор и член нашей подпольной организации.
Забей-Ворота нервно похлопывал висевшей на руке плетью по голенищу своего стоптанного сапога.
— Так, так... туман проясняется. Недавно наши ребята поймали одного офицерика, который на допросе сообщил, что в районе предгорных станиц сосредоточился корпус генерала Покровского в количестве не менее одиннадцати тысяч сабель. Это не зря. Офицер рассказывал, что по Черноморскому побережью движется несметная сила войск, называемая «черной армией», которая бьёт всех — и белых и красных. На днях они разгромили у Архипо-Осиповской десант добровольцев, захватив в свои руки батарею. Понятно, почему белые направляют оружие к морю. По некоторым, ещё не проверенным слухам, эта «черная армия» бьёт только белых. Мы и раньше слышали об этой армии. Наши хлопцы называют её «чёрной хмарой». После обеда надо обмозговать положение сообща. Я всё же думаю, что наша задача — всеми силами подрывать белый тыл... Поэтому связь с городской подпольной организацией в данное время является особенно желательной.
Согнувшись, в землянку вошёл Филипп.
— Товарищ командир, обед готов. Приглашай гостей!
— Я и то думаю, — спохватился Забей-Ворота, похлопывая Митю по плечу, — а то хлопчик совсем тут заскучал...
Митя зарделся от удовольствия.
— Я хоть до вечера могу протерпеть!
— Молодец! Хвалю...
По лужайке проходили бойцы с дымными котелками.
— Кума, обедать! — позвал Филипп сестру, окружённую партизанами.
Глава семнадцатая
Город метался в горячке. По вечерним улицам мимо гудевших духанов проходили войска, у витрины Освага толпились обыватели, читая последнюю сводку с фронта. Свеженаписанные плакаты призывали жителей к спокойствию, сообщая о том, что «доблестная добровольческая армия по стратегическим соображениям верховного командования временно оставляет город и что герой — казак станицы Преградной — вышел победителем из неравного боя, зарубив одиннадцать большевиков и захватив два пулемета».
По мостовой пролетали на извозчиках подвыпившие офицеры в обществе всем известных девиц.
В театре ставились «Осенние скрипки».
Из богатых домов выносили мебель и грузили на подводы.
Расстроенный отъездом сына, Хорьков поссорился с Полиной матерью и так толкнул её в грудь, что Анна Егоровна упала и разбила о дверной косяк голову. Поля ухаживала за матерью, накладывая на рану смоченное полотенце. Анна Егоровна беспомощно плакала, уткнувшись лицом в подушку. Сверху, из хозяйской квартиры доносились нервные повизгивания Хорькова, упрашивающего сына остаться.
Сашка что-то отвечал негромким, но упрямым голосом. Хорьков кипятился, и Поле слышны были отдельные слова:
— Я покажу!.. Зараза... Не потерплю!.. Хозяин я в своём доме или нет?
С вечерним поездом прибыл и сам кондуктор. Узнав о поступке Хорькова, он так разгневался, что, схватив утюг, побежал расправляться с хозяином, но его задержал матрос, столкнувшийся с ним в дверях.
— Фёдор Иваныч, заспокой сердце.
— Пусти, я ему, басаврюку, глотку вырву! — кричал Фёдор Иваныч.
— Дорога кажна минута. Сельскохозяйственные орудия уже прибулы у город, — многозначительно произнёс моряк. Кондуктор сразу остыл.
— Зараз, я токо умоюсь...
Вместе с Фёдором Иванычем вернулись домой Леля, Никита и Митя.
* * *
Хорьков упрашивал сына остаться в городе. Сашка сопротивлялся.
— Ты, папа, должен понять, что мне пощады не будет. Латыши и китайцы убивают женщин и детей, а я — солдат, понимаешь, до-бро-во-лец! — убедительно поднимал он палец.