— Выпьем мы за Сашу! — провозгласил угрястый.
И все выпили.
Польщенный таким вниманием, Сашка побежал за Полей.
Одинокая напудренная луна выходила на прогулку. Перетянутые через плечо ремни хрустели, радуя сердце: всё казалось Сашке лёгким и доступным. Вот идёт человек, он вежливо сторонится и с уважением уступает дорогу солдату «добровольческой» армии. Хорошо, черт задери!..
К изумлению Сашки, Поля идти отказалась. Он даже растерялся.
— Давайте на минутку присядем, — указал он на ступеньки.
Поля присела.
— Я не понимаю, почему вам не хочется повеселиться в обществе порядочных людей?.. Андрюша Баронов, капитан, — уговаривал он с обычной настойчивостью.
— Саша, не тратьте попусту слова. Мама больна, я не могу уйти...
— Поля, честное слово, можете! Ваша мама, наверно, заснула... Честное слово...
— Не могу. Не просите.
В его голосе лёгким сквознячком заструилась злость.
— Напрасно отказываетесь! Всё равно все умрём.
В это время из ворот вышел нахмуренный кондуктор.
— Полька, спать!.. А ты, молодой, порядочный человек, катись подобру-поздорову!..
— Ну, ну! — поднялся Сашка, увидев, что кондуктор отворачивает рукав. — Вы вежливей обращайтесь с людьми!
— Дивитесь, яка цаца!.. Отвешу раз по загривку, иди жалуйся!
Сашка трусливо схватился за кобуру.
— Вы пожалеете ещё о ваших словах! — предупредил он
уходя.
— Жалел волк кобылу! — крикнул запальчиво Фёдор Иваныч.
Глава восемнадцатая
Моряк, нервный и голодный, сидел у Шалаева и порывистыми пальцами мял хлебный катышек. Сестра разливала чай.
— Мы с Фёдором Иванычем смотались на станцию, и он пытал у хлопцев про состав. Состав стоит за семахвором, на питой путе. Штаб охраны находится в школе. Главная закорюка — распытать про охрану. Дело неотложное, и кому поручить — не приложу ума...
— А Леля не сумела бы? — посоветовал несмело Никита.
Сестра с готовностью перестала разливать чай.
— Што ж, пожалуй, можно, — заключил матрос, и Леля радостно зазвенела стаканами.
Сашка, подойдя к шалаевскому окну, приклеился глазами в расщелину ставни. Острая полоска света разрубила его лицо надвое. «Ого,— воскликнул он про себя,— тут девочка!» Сашку поразили её мальчишеская прическа и длинные, приспущенные ресницы. Никита лежал на кровати, повернув лицо к свету, где сидел за столом загорелый, чисто выбритый человек. Налюбовавшись вдоволь ресницами, Сашка забарабанил в ставню. Никита очумело привскочил с кровати.
— Кто там?
— Отворите, по важному делу. Из штаба...
Не отворяя дверей, Никита переспросил:
— В чём дело?
Сашка поплевал на палец и на всякий случай пригладил брови.
— Никита, это я — Шура... У нас вечеринка, понимаешь? На меня возложили поручение...
— Заходи! — пригласил Никита, звякая крючком.
Сашка шагнул в комнату.
В человеке с твердыми губами он сразу почуял врага. «Наверно, муж. А жена совсем недурна».
— Вот, Никита, — приступил он сразу к делу,— у нас в штабе устраивается дружеская вечеринка. Всё есть, кроме музыки. Капитан, слышавший о твоей игре, просил немедленно доставить тебя к нам... А также и даму, — кивнул он на сестру.
Никита посмотрел на матроса, тот утвердительно подмигнул.
— Леля, одевайся!
Вечеринка была в разгаре. Угрястый исполнял старинные романсы, но его никто не слушал. Андрюша с пьяной нежностью выслушивал каптенармуса.
— Ты не гляди, что я такой некрасивый, — хвастал Чмурло, — бабам красота не нужна. Они героев любят. Их поражать надо. Одет постоянно чисто — в цейхгаузе обмундирования много: поносил неделю ботинки — надевай другие!.. Знакомишься с какой и объявляешь: каптенармус такой-то. А бабы разве знают, что такое каптенармус? Слово длинное, иностранное, думают, что никак не меньше полковника!
Сашка сидел одинокий и грыз ногти, пьяные, жестокие мысли кипели в его голове. Было обидно за свою трусость: в самом деле, какой-то кондукторишко, квартирант (слово «квартирант» в Сашкином представлении соединялось с другими оскорбительными словами — бедность, пелёнки, клопы, помои) — и вдруг обижает его, добровольца русской армии!.. При женщине!
Сорвав с гвоздя забытую линейку, Сашка переломил её о колено. «Полька тоже хороша: с ним идти отказалась, а когда он выходил с Никитой из ворот, то видел, что на их же ступеньках она сидела с каким-то незнакомцем. Стерва! И отец не лучше. Чем бы ему насолить перед отъездом? Пойти вызвать на улицу и застрелить... Стрелять, пожалуй, не стоит. А вот по морде надавать не мешало бы!»
Самохвальство каптенармуса неудержимо росло.