Митины мысли бушуют, ему никак не удаётся выразить свои чувства словами. Гордость за отца наполняет его до краёв.
Домой он возвращался с площади возбуждённым. Накрапывал редкий солнечный дождик, пахло прибитой пылью. От непривычки и неудобного положения в седле ныла спина, но ему нравилась эта приятная, заслуженная усталость.
На крылечке дома ожидали Поля и Дядько. Очки на носу наборщика сидели криво, и оттого, что одно стекло было надтреснуто, он смешно щурил левый глаз.
— Ого, брат, да ты тут совсем возмужал!
Как проникновенно Дядько угадал его состояние! Митя даже покраснел.
— А краснеть ещё не разучился, это хорошо.
Из калитки, вытирая фартуком мокрые руки, вышла мать.
— Пришёл, непутевый?.. Ну, пойдемте, я нынче вареников наготовила.
Наборщик обернулся к Мите.
— Особенно не рассиживайся, надо газету печатать. Ты теперь в наборном отделении будешь работать.
— Смотря, что заведующий скажет...
— Заведующий?.. Он скажет то же самое, что и я.
— Откуда ты знаешь?
— Чудак, я и есть теперь заведующий.
Дядько осторожно положил на подоконник очки и, засучив рукава, стал намыливать у рукомойника лицо.
— Запрягли, брат, — обернулся он к Мите, сожмурившись от мыла. — Теперь давай работать вместе.
Митя с уважением подал ему полотенце. Поля и мать уже накрывали на стол.
— Спасибо Гайлису, вовремя распорядился увезти машины.
Старик подхватил на вилку толстопузый масленый вареник.
— А безухого-то помните, матроса?
— Как же! — оживилась мать.
— Попал в плен. Так и не знаю, что с ним сталось.
Наборщик вспоминал подробности той ночи, когда матрос попал в плен. У Мити от усталости кружилась голова, но он слушал со вниманием. Обтерев усы, Дядько поблагодарил за обед и закурил.
— Кажись, отвоевались!..
По дороге в типографию Митя раздумывал — удобно ли спросить у Дядько о своих недодуманных на площади мыслях?.. И решил не спрашивать. «Не стоит засорять старику голову такими пустяками, у него и без меня дел хватает. Поговорю с Полей».
Возле серого четырехэтажного особняка, откуда с балкона ещё недавно капитан с сестрой Андрюши Баронова разглядывали пленных обозников, стояла длинная очередь. На жёлтых лакированных дверях висел написанный от руки плакат:
КОМИССИЯ ПО РАЗБОРУ УБЫТКОВ, ПРИЧИНЁННЫХ НАСЕЛЕНИЮ ДОБРАРМИЕЙ
Самым первым в очереди, одетый в поношенное пальтецо и без шапки, стоял Хорьков. Вся его фигура выражала одинокое и высокомерное горе, выделявшее его из всех простых смертных. По его рассказам стоявшие в очереди уже знали, как целый полк дикой дивизии напал ночью на его квартиру и разграбил всё имущество, а его самого чуть не расстреляли за большевистские убеждения. Спасибо, Таманская армия подоспела на выручку.
У дверей парткома Митя и Дядько столкнулись с Фёдором Иванычем.
— Ты куда?
Кондуктор торопливо дожевал оставшийся во рту кусок хлеба.
— Пообидать нема время. Спешу. Токо с парткома. Назначили председателем комиссии по разбору убытков от Доброй армии.
— Иди, иди — там уже целая очередь ожидает.
— Фёдор Иваныч, я и Хорькова видел в очереди.
— Ну?.. Тоже пострадавший?.. Хо-хо, от я зараз с ним и побалакаю. Посочувствую ему. Ну, бувайте здоровеньки!
В типографии устанавливали машины. Наборное отделение уже работало: готовился экстренный выпуск газеты. Печатники встретили Митю, как старого знакомого. Один из них, поливая из чайника пол, будто нечаянно облил Мите рубашку.
Дядько прошёл в наборное отделение.
— Ну как, ребята, вторую полосу набрали?
— Заканчиваем, — ответил за всех рябой и малоразговорчивый метранпаж. — Тут ещё небольшое извещение дали, не знаю, куда и заверстать его.
Метранпаж показал извещение.