— Ну, Митька, заварилась каша, — пыхнул огоньком Никита, присаживаясь на крылечко, — ночевать вместе будем.
— Отчего же вместе?
— Погреб-то у нас один. Поставим бочонок вина и загуляем с тобой!
Митя звякнул кольцом калитки:
— Не выйдет дело...
— Небось вина не любишь?
— Воевать ухожу!
—Или там сухари некому доедать? — усмехнулся Никита.
— Телефон буду тянуть. На заставу.
— Хм, да... гроб-то заказал уже?
«Я и пароль знаю — «Курок», — хотелось выпалить Мите.
— Заказал. Очень большой получился, придётся, видно, тебе подарить!
Под Никитой заскрипело крылечко:
— Ладно, ладно, вояка!
Докурив трубку, он пошёл спать. Митя остался один. За рощей щёлкнул одинокий выстрел, и ему тотчас ответило сухое эхо: пик-пок...
Мать отворила дверь с тревогой:
— Ты, Митенька?..
Она держала в руке маленький ночничок, похожий на одуванчик, и в первый раз Митя заметил, что у нёе дрожат руки. «Постарела», — подумалось ему с грустью. Мать пошла в кладовку за дыней. Пока он ужинал, она не сводила заботливых глаз с его тёмного профиля.
— Худой ты, ешь побольше...
— Дела, мать, дела, — ответил он по-взрослому.
— А тут к тебе дочка кондукторова заходила, завтра у неё день рождения...
— Заходила, говоришь?
— Звала в гости.
— Не пойду... Мне в сенях стели!
Мать подозрительно покосилась на его спину.
— А будильник зачем берёшь?
— Как бы не проспать. Работа у нас ночная.
— Какая ещё такая ночная?
— Прокламации срочно печатаем. Приказ.
Она недоверчиво покачала головой:
— Не путайся ты, сынок, с этими прокламациями. Не доведут они до добра.
Мите хотелось ласково обнять её за шею и крепко прижать к себе седую голову, но военному человеку нежности не полагались.
— Стели, стели! — сказал он чужим, деревянным голосом. «Может, в последний раз видимся?» — подумал про себя, и к горлу подкатили слезы.
— Спи, сынок, бог с тобой!
Лёг Митя — мать ему свою подушку подложила, — прижался пылающей щекой к прохладному сатину, думает: «Отобью белых, вернусь! Заработаю денег, ей платье справлю...» — и уснул.
Ночью во дворе пронзительно заржала лошадь, загудели голоса и шумно застучали в окошко. Митя поднялся:
— Кто там?
— А ну, отчиняй! — нетерпеливо скомандовал чей-то сиплый бас.
— Кого надо?
— Никита дома?
Митя откинул крючок и оторопел от изумления: трое матросов, увешанных гранатами и пулеметными лентами, привязывали к акации шаливших коней.
— Он в той хате живет, идемте провожу...
Худенькая дверь запрыгала на петлях, рябой матрос тряс её за ручку с таким усердием, точно поймал за горло городового. Никита отворил дверь без опроса, он привык к ночным посещениям, а воров не боялся: воры тоже ценили хорошую музыку.
— В чём дело? — спросил он, натягивая на плечо подтяжки.
— Ты будешь Никита Шалаев?
— Я.
— Бери «гром», плыви за нами!
Никита задумчиво поковырял в носу:
— Не пойду. Нет настроения. Тогда рябой вытащил маузер и, угрожая, покрутил им перед носом Никиты:
— Ты, браток, не стесняйся — шубу дадим!..
— Мне шуба не нужна.
— Ну, брось кочевряжиться, военное дело. Ходи живей!
Через десять минут Никиту втолкнули на извозчика и увезли по направлению к реке.
Тлели звезды. Проскакали верховые, тревожно перекидываясь словами.
Разыскав припрятанный в кладовой огромный погнутый кинжал в деревянных ножнах, Митя повесил его на пояс и, осторожно притворив за собою дверь, вывалился за калитку.
Как-то в детстве Митя возвращался из училища и его покусала банщикова собака: с того времени он обходил баню по дороге. Теперь он человек военный и не должен сворачивать перед опасностью. Вытащив кинжал, он смело зашагал мимо бани. Но собака, как нарочно, подстерегала его у подворотни, она вырвалась оттуда с оскаленной пастью, рыча и кружась. Не помня себя от страха, Митя выпустил из похолодевших пальцев кинжал и дернул на всех парусах к монастырю. Пустые ножны путались в коленках — Митя упал и до онемения ушиб обе ладони.
В типографии было дымно, толклись с винтовками рабочие, двое набивали патронами пулемётные ленты. На полу, прикрыв папахой лицо, спал какой-то парень в жёлтых лохматых штанах, сшитых из ковра, — через него переступали, спотыкались бегающие бойцы, но он храпел и не просыпался. Мите остро кололо в боку. Дядько встретил его внимательным, обеспокоенным взглядом.