Гордасевич Андрей
Первые игры с Ней
Андрей Гордасевич
Первые игры с Ней
- Вышел месяц из тумана, - кудрявый мальчуган с небом в глазах тыкал пальцем то себе, то подружке в плечо.
- Подожди, не-ет, давай другую, - попросила та.
Приятели были в том возрасте, когда уже пересказывают друг другу нелепые взрослые новости, торопясь безвозвратно стать маленькими мужчинами или маленькими женщинами, но все же необъяснимая, застенчивая робость детства еще не окончательно покинула их: мелькала во взглядах, укутывала шею, распахивалась и затворялась, словно старая скрипучая калитка, что вот-вот сорвется с проржавленных петель.
Оба казались одного роста, да и одеты были похоже: на каждом джинсы, свитерок и осенние ботинки. Но даже если б кто нарядил их совсем одинаково, все равно не спутал бы: выдавали волосы.
Его кудри нелепо прыскали во все стороны и одновременно жались к голове, придавая лицу то дурашливо-простодушное выражение, которое не смахнешь, как ни старайся: хоть сдвигай брови, хоть топай ногой; уж как ни причесывай, ничего не поделаешь. А ее шею наполовину скрывала копенка тяжелых нитей, словно вытянутых из чугунной решетки, совсем прямых и черных, как вороново крыло, под стать глазам.
В отличие от мальчика, девочка казалась на редкость темноглазой. С первого взгляда могло почудиться, что таких темнооких детей не бывает вовсе. Однако, приглядевшись, легко было заметить, что для взрослых глаз они слишком уж живые и беззаботные.
- Эники-беники ели вареники, - снова начал мальчишка.
- Нет, ну давай вот такую...
- Ну че ты канючишь?.. Канюка. Сама давай, - надул он губы.
- Ну и пожалуйста: Первый, второй - лежат под горой; третий, четвертый - в стенку запертый; пятый, шестой - в урне пустой, семь да восемь - молча выносим, - тут она на секунду прервалась, задержав палец на плече светлоглазого: так все дети подгадывают, как лучше закончить считалочку. - И (неуверенная пауза) он (замолкла, нахмурившись), и (помедлила) ты (аккуратно) - мо-(ладонь к своему плечу)-и (быстрее) цве-ты. Ты. Ты вышел. Прыгай первый.
- Какая смешная! - прыснул мальчик все еще чуть сердито.
- Кто - я? - она насупилась.
- Да нет, твоя считалка! - обидка растаяла по обветренным губам. - И он, и ты - мои цветы! А-хэй-я! Здорово! - мальчишка завертел руками и несколько раз подскочил на месте. - Никогда не слышал такой.
- А попрыгать ты не хочешь? - кокетливо поинтересовалась девчушка.
- А я что делаю?! - он еще несколько раз подпрыгнул, взмахивая ручонками, будто подбрасывая себя в воздух, а когда остановился, совсем даже не запыхавшись, напоминал расшалившегося щенка, который носился-носился по квартире и вдруг замер перед хозяином, дожидаясь, пока тот топнет ногой или хлопнет в ладоши, бросив ему мячик.
Но подружка вовсе не желала его подзадоривать. Она просто достала из кармана прыгалки и спросила:
- А со скакалкой? Ты что, не можешь?
- Я?! Давай сюда!
Он выхватил у нее из рук прыгалки - красный резиновый шнур с зеленоватыми ручками - выскочил на середину парковой дорожки, примерился и завертел скакалкой через голову, сначала в одну сторону, потом в другую, шурша подошвами по гравию.
Шнур иногда задевал по земле, мальчуган сбивался; раскрасневшись, он остановился и выдохнул:
- Во!.. Тридцать!.. Теперь ты!.. Будешь?..
- Ну так!
Она прыгала изумительно легко. Он даже удивился: выставил одну ногу вперед и теребил руки за спиной, наблюдая, как ее черные волосы подлетали вверх-вниз - так некоторые птицы взмахивают крыльями, расправляя их перед тем, как подняться в воздух.
А потом свободно, почти задумчиво, будто не замечая его, она подскочила пару раз на одной ножке, затем на другой, игриво замедлила темп, скакнула повыше, поджав ноги... чиркнула по дорожке сдвинутыми каблучками и застыла на месте, как травинка, дожидающаяся нового клочка ветра, чтобы опять закачаться из стороны в сторону.
- У тебя здо-орово получается! - уважительно протянул он.
Она пожала плечами:
- Может, поиграем в классики?
- Н-ну... давай, - ответил мальчишка неуверенно. - Здесь рядом есть асфальт...
В классиках силы их были равны, а может, она поддавалась слегка. Но ни один ни разу не наступил на неровные линии, прочерченные обломками кирпича. Может, поэтому им быстро надоело.
- А я тебя раньше здесь не видел, - он испытующе взглянул на нее.
- Я гуляла в другом месте. Там был красивый бульвар.
- Красивый? Разве бульвары бывают красивыми? Там же вокруг машины!
- Не везде. На моем бульваре не было машин.
- Ты что, - удивился мальчик, - на бульваре их и не бывает. Они там, рядом везде. А наш парк лучше бульвара. Здесь же есть пруд.
- Да, пруд - это да.
- А зимой он замерзает, и все катаются на коньках.
- И ты?
- Конечно. Лучше, чем папа. У папы такие большие коньки! В таких тяжелых коньках я бы тоже не смог кататься. А ты умеешь кататься на коньках?
- Немножко, - односложно ответила девочка.
- Я тебе покажу. Приходи. Ты будешь гулять зимой?
- Ты хочешь?
- Конечно. Мы слепим снеговика. А сейчас осень. Видишь, только листья. Из них ничего не слепишь. Только дядя Фоня может.
- А у меня нет дяди, - сказала она без выражения, так, как диктор по радио зачитывает прогноз погоды, которому никто не верит.
- Дядя Фоня - мой сосед, а совсем не дядя. Он собирает из них кирпарий. Знаешь как?
- А-а, - прозвучало невнятно и полувопросительно.
- Он собирает самые разноцветные, красные, желтые, а потом несет их домой и... и там у него есть... забыл... толстые книги со словами, знаешь, такие синие, а есть иногда красные?