Мелаирима я видел редко. Видимо, студентке второго курса исчезать было проще, чем проректору, поэтому я, по сути, жил с Талли. Каждый раз, почтив меня своим присутствием, Мелаирим задавал какой-нибудь неожиданный вопрос, а ответов порой и вовсе не слушал. Просто смотрел, улыбаясь, мне в лицо и что-то там себе понимал.
– Скучаешь по родителям? – озадачил он меня однажды.
– К… конечно! – выдавил я.
На самом деле, к стыду своему, о родителях я почти не вспоминал. Они всегда присутствовали в моей жизни как данность. Рано уезжали на работу, поздно возвращались. Иногда мы целыми неделями общались исключительно при помощи записок, прилепленных к холодильнику.
Если я по кому и скучал, так это по сестрёнке, с которой мы, по сути, вдвоём и жили. Об этом я тут же, спохватившись, сообщил Мелаириму. Но он будто меня не услышал. Улыбнулся еще шире, пробормотал: «Хорошо, хорошо» – и удалился.
Что тут, спрашивается, хорошего? Но так случилось, что тем же вечером я узнал что.
Я шёл из туалета к своей комнате. Задумавшись, свернул не туда и оказался возле кабинета Мелаирима, где тот негромко разговаривал с племянницей. Проход они «зарастить» забыли, и, хотя говорили негромко, я, замерев и обратившись в слух, сумел разобрать каждое слово.
– Он ведь скоро заскучает, – холодным тоном говорила Талли. – Магия его уже не так чтобы занимает, он схватывает на лету. Ну и водить его вокруг постели целый год точно не получится. Слюни он, конечно, распускает – не отмоешься, но совсем не растекается. Ты уверен, что он подходящий кандидат?
– Огонь его выбрал, – печально отвечал Мелаирим. – И я готов спорить, что до принятия в клан всё было гладко. Но когда он выбирал печать… Мне показалось, что он взял не тот камень, на который указывал Огонь.
– Да? – оживилась внезапно Талли. – То-то мне и показалось, что Тейваз ему совсем не идёт. Значит, у него всё-таки есть хребет? Это проблема.
– Таллена, не наводи панику. – Я прямо почувствовал, как Мелаирим поморщился. – Стоит ли называть хребтом желание мальчика ковыряться в носу исключительно безымянным пальцем, а не каким-либо другим? Пусть наслаждается крохами, которые считает своими. Их с каждым днём всё меньше.
Ты заметила? Поначалу он то и дело морщился: у него болела голова, когда он пытался вспомнить что-то, чего не существует в нашем мире. Теперь перестал. Так устроен мозг: забери у человека слова, и память растает, превратится в обрывочные картинки, которые ничего не пробудят в сердце. Родителей он уже не помнит, это воспоминание поглотил Огонь. Скоро та же участь постигнет его любимую сестрёнку, имя которой он уже не пытается произносить. Он либо избавит меня от клятвы, либо пройдёт год, и возвращать будет некого.
Я попятился, широко раскрыв глаза и ощущая, как тяжело колотится сердце в груди. Мелаирим ведь прав! Прав, старый подонок! Показали мне пару фокусов, пару ещё кое-чего, и я позволил себе забыть обо всём!
Да, конечно, я думал о нашей сделке, но в мыслях не мог перешагнуть через необходимость выбрать жертву. Жертва представлялась мне хрупкой блондиночкой с жалобными голубыми глазами, которые будут сниться мне до конца дней. Но ведь мир наверху не сплошь населён голубоглазыми жалобными блондинками! Надо хотя бы попытаться, хотя бы начать, выбраться на поверхность!
А хуже всего было то, что я не мог толком вспомнить лицо сестры. Вместо него охотно всплывала Рюгу Рена с заставки на моём смартфоне (вот имена анимешных персонажей почему-то в этом мире легко вспоминались и произносились), и тут память заканчивалась. Исчезала та тонкая, необъяснимая связь между мной и моей сестрёнкой, пропали наши долгие разговоры за полночь, когда она, ещё мелкая, боялась засыпать одна и пробиралась ко мне в комнату. И всё из-за того, что я забыл родной язык?! Не верю!
Вернувшись в комнату, я включил смартфон и открыл снимок сестры. Смотрел на него долго, до рези в глазах, впитывая памятью каждую чёрточку её улыбающегося лица. Только она одна и осталась у меня от прежнего мира, где я родился и вырос. Терять эту ниточку я не собирался ни при каких обстоятельствах.
Но заряда смартфона оставалось меньше половины. А потом? Что потом? Я выключил смарт и уснул, сжав кулаки. Алая печать горела на кулаке всю ночь.
Утром я пришёл в святилище первым, до завтрака, и Таллену встретил в угрюмой позе. Я сложил на груди руки, закутался в плащ и, наклонив голову, смотрел в огонь. Минут десять эту позу отрабатывал.