— А воды нет? — спросил я.
— Есть, конечно, — сказала Талли. — Но их цитадель на Востоке, далеко отсюда.
— Ты о чем? — озадачился я.
— О клане Воды, конечно. А… А! Ты имеешь в виду… Прости. — Она прикрыла рот ладошкой и хихикнула, видимо, смутившись. — Возьми другой кувшин, справа.
В этот миг я почувствовал к ней какую-то чисто человеческую симпатию, не зависящую ни от красивого лица, ни от безукоризненного тела. Однако миг этот быстро прошел. Талли потеряла ко мне интерес и стала прежней высокомерной стервой.
Я разбавил вино водой и налег на еду. Силы мне понадобятся, что бы там дальше со мной ни делали.
Новая одежда ощущалась непривычно. Она состояла из мягких серых штанов и такого же серого не пойми чего. Я назвал это про себя «камзолом» и, раз уж это слово получилось произнести хотя бы мысленно, значит, камзолы в этом мире как минимум существовали. Хотя кто знает, как там переписывалась лингвистическая база. Может, я просто воспринимаю какое-то другое слово так же, как… Впрочем, от размышлений о словах быстро начинала болеть голова, и я оставил это. Одежда как одежда, Огонь с ней, в самом деле. Прикрывает, что надо, от холода защищает, чего с неё еще требовать.
— Мы ведь под землей? — спросил я, утолив первый голод. — Я не видел окон.
Талли, как птичка, продолжала поклевывать свой салатик. В ответ она кивнула:
— Молодец, соображаешь. Да, жилище дяди находится глубоко под землей. Но Огонь заточен еще глубже. Так глубоко, что нам туда не пробраться.
В голове у меня уже начало что-то складываться, но многого я еще не понимал. Мне требовалось множество ответов.
— Огонь во мне, или глубоко под землей?
— И там, и там.
— И как это возможно?
Талли вместо ответа повела рукой, показывая на стены. Я посмотрел туда. Там горели факелы.
— Где огонь? — спросила Талли.
— На факелах.
— На каком из них?
— Ну… — Я задумался. — Ладно. Кажется, я немного понимаю, но…
— Дождись вечера, дядя с тобой поговорит, и ты всё поймешь.
— Но…
— Ты, кстати, так и не назвал своего имени. Как тебя зовут?
С именем вышла закавыка. Произнести его я худо-бедно мог, хотя в голове то и дело вспыхивала боль, застилающая мир белым светом. Но вот повторить его у Талли не получалось от слова «совсем».
— Как-как? — морщилась она. — Диамитирай?
— Нет, — стонал я и предпринимал еще одну попытку.
— Митридар?
— Нет!!!
Наконец, Талли махнула рукой и подвела итог нашим страданиям:
— Ничего похожего на твое имя в нашем мире нет. Значит, придется взять новое. Будешь Мортегар. Сокращенно — Морт. Морти. Нравится?
Я всерьез задумался, мысленно повторяя слово. Оно мне не то чтобы нравилось, но от него хотя бы голова не болела, да и звучало вроде солидно. Ладно, какая разница, меня хоть горшком назовите, только в печку не ставьте опять. Я пожал плечами, принимая имя.
Когда я наелся и, потяжелевший, встал из-за стола, возникла неловкая пауза.
— И чем мы будем заниматься до возвращения почтенного Мелаирима? — спросил я.
Талли пожала плечами. Видимо, развлекательную программу она продумать не успела.
— Можно сходить в купальню, — выдала она свой максимум.
— Может, хватит на сегодня? — возмутился я. — Там, откуда я родом, с девушкой принято для начала хотя бы погулять, держась за руки.
— Я же просила не досаждать мне воспоминаниями! — прикрикнула Талли, но тут же просияла: — А идея хорошая. Давай с тобой прогуляемся в одно место. Это безопасно, но ты дяде не рассказывай. Хорошо?
О, значит, у нас появится совместная тайна? Мне нравится. Мне, собственно, и идея с купальней тоже очень понравилась, но если бы я не был в глубине души безнадежным романтиком, моя жизнь была бы куда проще.
***
Бесконечными коридорами мы прошли куда-то в самую глубь дома Мелаирима и оказались в помещении, похожем на музей. Здесь громоздились сундуки, обитые золотыми полосами, на столах стояли статуэтки, изображающие людей и зверей. Одни были золотыми, другие — серебряными, третьи — бронзовыми. Талли не дала мне задержаться и рассмотреть их. Факел несла она, и мне приходилось идти за ней.
Талли остановилась у одной из картин, что висели на стенах. Подняла факел повыше — видимо, приглашая меня полюбоваться. Я встал рядом с ней.
На картине был изображен прекрасный город. Изящные здания, будто соревнуясь друг с другом, стремились в небо. Постройки поменьше собирались в лабиринты. Все оттенки красного и желтого пестрили на старом холсте.