— Мам, давай эту! — услышал я слева капризный голос и повернул голову.
Паренек примерно моего возраста, тоже в сером плаще, теребил высокомерную даму, которая стояла, так вскинув голову, что, наверное, вообще ничего, кроме птичек, не видела.
— Здравствуйте, дамы и господа! — попытался исполнить нечто вроде поклона толстяк. — Рад приветствовать вас. Не буду злоупотреблять вашим вниманием, мы все тут не для разговоров собрались. Первый лот — юная, похожая на нераспустившийся цветок, Ганла. Умеет хлопотать по хозяйству, прекрасно вышивает и готова постичь тонкости науки любви под вашим руководством.
— Пойдёт, нет? — деловито осведомилась Талли. — В начале постоянно самых ущербных ставят, вряд ли цена сильно взлетит.
— Один серебряный, — лениво сказал кто-то с противоположного края арены. Толстяк тут же повернулся и учтиво поклонился первому поставившему.
— Мам, ну ма-а-ам! — продолжал канючить парень рядом, так мерзко, что у меня даже зубы свело.
— Нет, Ямос, — снизошла, наконец, до ответа женщина, и от её гнусавого голоса мне захотелось убежать. — Девочка будет отвлекать тебя от учебы. Мы возьмем раба-мужчину.
— Я не хочу мужчину, мам!
— Тебе и не нужно его хотеть. Тебе нужен раб, который будет о тебе заботиться. Закончили разговор.
Н-да… Чего-то я аж посочувствовал этому Ямосу. Я бы тоже предпочел сам о себе заботиться, чем терпеть рядом какого-то мужика. Хотя, может, у меня просто недостаточно рабовладельческое мышление.
Пока я сочувствовал Ямосу, Ганлу продали. Тому самому дядьке, который дал «один серебряный». Кстати, вот интересно, кто там «серебряный»?
Местная валюта. Дилс — медная монета. Сотня дилсов — гатс, серебряная монета. Сотня гатсов — солс, золотая монета.
Буквы растаяли быстро, и я успел заметить, как Ганла расплакалась, пока толстяк отстегивал цепочку. Ошейник, видимо, шел в подарок.
— А откуда берутся рабы? — спросил я Талли.
— Мамки рожают, — отозвалась та, но, поймав мой укоризненный взгляд, поморщилась и объяснила: — Кто за долги в рабство попадает. Кто по дурости. Эта убогая наверняка семье помочь хотела, думала хоть золотой выручить. А отдалась за гатс. Плюс еще толстяк процент снимет.
Теперь я понял, почему она плакала, и мысленно обругал себя за тормознутость. Мы бы могли выкупить её и подороже… Но с другой стороны, мы-то её, по сути, убили бы потом, а у этого хозяина она, может, до старости доживёт.
— Без шансов, — заявила Талли, видимо, проследив ход моей мысли по лицу. — Если неделю переживет — считай, повезло. Этот садист ни одного торга не пропускает, откуда только деньги берутся.
Я посмотрел на омерзительного лысого хмыря, похожего на вампира из древних черно-белых ужастиков. Он поглаживал Ганлу по голове когтистой лапой и что-то ей нашептывал на ухо. Бедняжка старалась крепиться. А может, просто не поняла или не поверила до конца, в какой кошмар угодила по собственной воле.
Толстяк тем временем вывел на поводке здоровенного усатого парня, который так неуместно улыбался, будто он был тут хозяином положения.
— Дамы и господа — Танн! — провозгласил толстяк. — Танн может выполнять любую тяжелую работу, сносит любые неудобства, главное не давать ему пить. За десять гатсов вам не найти лучшего раба!
— Даю десять! — дрожащим голосом выкрикнула немолодая женщина и покраснела, видимо, представив, как нагрузит Танна тяжелой работой и неудобствами.
Толпа понимающе заржала, а Танн, улыбнувшись ещё шире, раскрыл объятия навстречу женщине. Толстяк долбанул его по груди кулаком, что-то сказал, и Танн опустил руки.
— Одиннадцать, — вступила в торги мама Ямоса, несмотря на протестующее шипение сына.
— Одиннадцать гатсов! — завопил толстяк. — Кто больше? Вы только полюбуйтесь на эти мускулы, дамы и господа!
Он одним движением сорвал с Танна его худую рубашонку и открыл взорам публики могучий торс, достойный чемпиона мира по бодибилдингу.
— Вот это кабан! — восхитилась Талли. — Взять, что ли?
И, не долго думая, выкрикнула:
— Тридцать гатсов!
Публика ахнула. Мать Ямоса метнула на Талли гневный взгляд и назвала сорок. Женщина, которая начала торги, заявила половину солса. Страсти накалялись, а Талли, самоустранившись от торговли, хитро улыбалась. Не то просто так похулиганила, не то…
Дело кончилось тем, что Танн достался Ямосу за один золотой солс. Толстяк отдал его, несколько помрачневшего, новым хозяевам, а когда разворачивался, чтобы уйти, хитро подмигнул Талли. Вопросов я задавать не стал, для разнообразия сам понял, что к чему. Видимо, Талли имеет с толстяка некий процент за то, что взвинчивает цену.