В перемену Илька не ходил никуда, сидел за своей партой. Федюнька и Венька выбежали во двор и вскоре прибежали покрасневшие, облепленные снегом.
— У-ух-х!.. — дрожали они. — Буран стал еще сильнее.
— Приехали зачем-то оленеводы, — добавил Федюнька. — Целых три нарты.
Пришел учитель и привел еще одного ученика — крупного паренька в черных тобоках, подстриженного «под горшок».
— В классе у нас будет еще один ученик. Зовут его Федей… — Учитель держал мальчика за плечи. Но тот тихо поправил: «Зовут Педей». — Как, как? Педей? А-а, не Федей, а Педей. Он сын оленевода, поэтому опоздал. А привел его отец вместе с Романом Ивановичем… Куда же я посажу тебя, Педя?.. Вот сюда, пожалуй. Потеснятся двое — ничего. — И посадил Педю за парту перед Венькой. Дал ему тетрадь в клетку и карандаш. Мальчик удивленно вскинул черные густые брови и стал в руках вертеть карандаш.
Все в классе уставились на новичка, на его волосы, на тобоки, на плотную спину, обтянутую голубой рубахой без пояса.
— Педя… Педька… — прыскали вокруг ребята.
Маленький Федюнька теребил Ильку:
— Мне совсем не видно учителя.
— Тихо, тихо. — Яков Владимирович заметил, как осторожно открывается дверь. — Кто там?
Ученики повернулись назад. Дверь приоткрылась, и в класс просунулась голова без капюшона. Она походила на Педькину, а ниже еще одна голова, только в капюшоне и, видать, женская.
— Педька, ты живой? Где ты? — сказал мужчина и удивился. — О-о, ребятишек-то сколь!..
— Я здесь! Учусь!.. — дрожащим голосом ответил Педька и встал, потом увидел мать, сел и захныкал.
Женщина за дверями простонала:
— Пропадешь ведь!
Весь класс засмеялся, а Яков Владимирович, чуть улыбнувшись, строго сказал:
— Не пропадет? Закройте дверь, не мешайте…
Педька оказался смышленым — стал писать ровнее и называть правильно буквы. Тогда Яков Владимирович вызвал его для счета. Учитель объяснил принцип счета и велел отложить единицу. Он отложил быстро. Потом Педька записал мелом единицу на доске.
— Молодец, — сказал учитель и попросил мальчика найти на счетах «два» — «кык» и тоже записать.
Педька нашел двойку быстро, но не мог записать — не запомнил. Тогда Яков Владимирович подал ему его тетрадку и велел посмотреть. Он нашел и записал цифру два, потом три, и четыре, и пять — до семи, сколько успели выучить. И опять Педьку похвалил учитель.
— У меня был дедушка Озыр-Як, — тихо начал Педька, свесив голову. — Совсем неграмотный старик…
— Громче! — крикнули с задней парты.
Педька прибавил голос:
— Бывало, разуется у очага-костра и заставляет нас разуться. Считает оленей по пальцам рук и ног. Помнил каждую голову. Две тысячи голов…
— Фию-у!.. — свистнул кто-то, а учитель удивился такому счету.
Педька заявил, что счет он мало-мало знает, так что учиться ему незачем…
Учитель, однако, не согласился с ним — не годится по дедушкиному методу по пальцам считать оленей. Но Педька дернул плечом и заговорил, хныча:
— Дедушка Озыр-Як был умный человек. А потом напали бандиты из-за Камня-Урала. Они украли половину стада и дедушку убили. Похоронен он тут на кладбище… — И пошел на место, рыдая.
— А-а… — пораженно протянул класс. — Дедушку бандиты убили!
Учитель стал успокаивать Педьку.
На переменке Федюнька пожаловался Якову Владимировичу: он маленький ростом, и видеть учителя мешает Педька. Федюньку пересадили на место Педьки, а тот сел с Венькой и с Илькой. Все равно близко к общей сумке.
Следующим уроком было рисование. Яков Владимирович принес разноцветные обложки от тетрадей — голубые, розовые, желтые. Объяснил — рисовать должны то, что он покажет на доске, и раздал каждому по листочку. Пока Яков Владимирович чинил ученикам карандаши, Педька начал что-то черкать на бумаге.
— Ты что делаешь? — учитель коснулся его. — Рано еще…
— Во, смотри, что получается у меня. — Педька оторвался от бумаги и повернулся к учителю.
— Надо говорить не «смотри», а «смотрите». — Яков Владимирович взял розовый листок. — О, чум! Олени! Нарты! Люди! Где научился?
— Дома, — ответил Педька. — Черкаю хореем по снегу, а в чуме углем по мездре оленьей шкуры.
— Рисуешь хорошо! — Яков Владимирович показал рисунок всему классу.
А потом Яков Владимирович начертил мелом на доске две линии — выпуклую и вогнутую. Линии плавно перекрещивались на одном конце. Несколько штрихов, и появилась знакомая фигура.