Если моя идея верна, знахарь заговорит. И тогда подтвердит или опровергнет мои предположения. В те годы, когда писалась картина, немногие догадывались, что лежит в основе мира. Сверхчувственное считалось либо несуществующим, либо запретным. Но некоторых людей интерес к экстрасенсорному сопровождал всю жизнь и даже перерастал в искусство, выливался в практику. Как у этого человека, - он стал лекарем, врачом тел, а возможно, - и душ.
- Да, я знаю, еще сто лет назад лишь некоторые говорили о наличии во Вселенной живой разумной субстанции, - голос Северины звучал мелодично, но почему-то грустно, - А знание это шло к ним не из современности, а из прошлого, из зафиксированных в письменности озарений. Трудное было время.
- Верно, трудное. И трагическое. Оттого и проявился у меня интерес к таким людям, как знахарь Мясоедова. Захотелось узнать, как же они в обстановке вульгарно-материалистического неприятия выходили к сути знания. Так родилась идея. Она проста: эти люди - пришельцы в тогдашнем обществе. Нет, не в прямом смысле пришельцы, какими мы можем стать для гипотетических миров альфы Кентавра. Просто при рождении в их сознание внедрялась некая матрица, запущенная неизвестно кем в биосферу Земли. Отдельная матрица сама выбирает будущего своего носителя. Таким образом люди, подобные знахарю, сами того не подозревая, становятся катализаторами культурного развития. Они возмущают стремящееся к спокойствию, к энтропии общество, и продвигают его в определенном направлении. Куда идет общество и как это зависит от матриц, заложенных в некоторых людей и делающих их неординарными личностями? Можно ли выйти на связь с матрицей и выяснить ответ? Разобраться с этими вопросами я и хочу.
- Каждый на "Ойкумене" преклоняется перед силой твоей интуиции, Максим Тур. И потому я не хочу отвергать твою идею с ходу, какой бы невероятной она ни казалась. И обидной для людей. Ты хорошо знаешь: мы сами создали свою судьбу, свой мир. И сегодня идем туда, куда надо. Первая Звездная - наша новая победа.
- О нет, Северина, я не претендую на абсолютную правоту. Все будет зависеть от поведения сюжета, от слов знахаря, если он оживет, от наличия предполагаемой матрицы... Если она есть, я найду ее. И, в итоге, судьей истинности ответа будет вся "Ойкумена".
- Максим, опыты, подобные твоему, и на Земле не часто удавались. Почему ты уверен, что эта экспозиция оживет? И что ты будешь делать, если такое случится? Извини за вопросы, но я мало сведуща в процессе писательского творчества. Для меня он недоступен, мало воображения, у моей фантазии слабые крылья.
- Северина, это не так. Просто сфера твоих интересов лежит в стороне другой. А в твоей области и я, с моей признанной интуицией, окажусь незнайкой. Потому-то я, вместе с другими, обращаюсь к тебе и твоему кругу за помощью...
А здесь, в моем сюжете, тебе многое будет интересно. Григорий Мясоедов мало известен, он почти забыт. Наш Биорг показал: за последние полвека я первый заинтересовался его творчеством. И сразу увидел его гениальность. Он предельно правдив, всегда использует знание истории, литературы, психологии. Видишь, он зафиксировал не только бытие во всех подробностях, но и внутреннюю психику знахаря, выявил его необычность. Здесь сидит не просто типичный знахарь, а конкретный человек, отдельный, неповторимый.
Аура художника, запечатленная в красках, в холсте, во всем полотне позволит мне войти в картину. И тогда я смогу привести ее в действие. Знахарь оживет, и я попробую поставить его в экстремальные условия, неожиданные и непонятные как ему, так и сидящей в нем матрице.
Это просто: я заставлю женщин уйти, выйти из дома, и вместо них появится мыслемодель Максима Тура. Я приду к знахарю в скафандре высшей защиты. Почему в скафандре? По двум причинам. Во-первых, невиданная одежда поразит его, всколыхнет сознание. Но важно также исключить воздействие потенциала картины на себя, ведь нам еще не все ясно в обратной связи творения и автора, творения и зрителя. Я могу не успеть сбросить ауру художника, действие станет неконтролируемым и проявится риск деформировать собственное сознание. Ведь я здесь и зритель, и автор, и чуть-чуть сам Мясоедов. Может так переплестись!
Только в случае личной безопасности, - на "Ойкумене" дорог каждый человек, - я буду иметь право вступить в разговор со знахарем. В разговоре же, построенном на принципе "ошеломления", внезапной мозговой атаки, я надеюсь "расщепить" его сознание и выделить матрицу. Стресс обязательно выявит ее как-нибудь. Малости будет достаточно, я ухвачу ее. Лель мне поможет. Когда же матрица раскроется, задача моя будет выполнена. Тогда я и представлю свой рассказ вниманию общества "Ойкумены". И вниманию Вито тоже.