Луна покрылась почти сплошной сетью земных поселений. Кратеры накрыли куполами, множество космических станций отделили лунное небо от космоса.
Вновь Тур ощутил биение человеческой мысли, напряженную целеустремленность людей в нарисованное ими же будущее, бесконечную уверенность в своей правоте и силе, в том, что человек пришел в мир завоевателем и он завоюет мир для себя, подчинит все и вся...
Голос Гровса, почти неслышный, снова бессильный, стал визитной карточкой вернувшихся из изгнания.
- Во что мы превратили Рай! Близко, но недосягаемо. Первые люди Рая... Виталий и Елена...
Пожалуй, только после слов Гровса они уяснили, что же произошло на самом деле.
Молчание длилось долго, нарушаемое только голосами земных комментаторов. Не было пока слов, они кипели внутри, выплавлялись в новое осознание самого себя, в возвращаемое, но уже иное Я.
Не оборачиваясь, Максим Тур видел, что произошло с его товарищами за короткие минуты, ставшие итогом долгой борьбы с самими собой. Первая Звездная обрела потерянное единство, но оно не было прежним. И оно уже не сливалось безраздельно со сплоченностью миллиардов людей под ними, а скорее противостояло ей.
Вернувшемуся со звездных путей человеческому единству предстояло окрепнуть, найти и привлечь союзников, развиться в планетарное явление. Познавшие свой мир с иной точки обзора люди сомкнулись плечами, локтями, мыслями, чувствами, потерями и обретениями, прошлым и будущим.
Женщины первыми пришли в себя, первыми заговорили.
Алина Принстон, за последние дни не вымолвившая ни слова, сказала:
- Они думают так же, как думали недавно мы. Они непогрешимы в своих глазах, они верят в свой гений. А клетка замкнулась... Где же наш дом?
Анна Вирс что-то шептала, слезы текли по ее бледным щекам. Тур расслышал только имена Виталия и Елены... Она хотела остаться с ними, в Раю, на той Земле...
Северина Джинс, обретшая привычную уверенность экзопсихолога, успокаивающе произнесла:
- А мы-то зачем? Теперь мы знаем. А знающий сможет. Люди повзрослеют... И мы еще выйдем на дороги Вселенной...
Максим улыбнулся Лойде: она стояла крепко и упруго, как ее березка в оранжерее. И не было в ее глазах отчаяния и растерянности.
Вот и пришла к ним тоска по Раю вместо былого неприятия, вот и стронулась в места река льда, уступив место теплому течению.
И не надо Максиму Туру ничего говорить. "Ойкумене" уже не нужен главный координатор, его друзьям нужен просто Макси, готовый помочь и попросить помощи, равный среди первых и первый среди равных, такой же, как другие.
Круг земного времени не замкнулся, райское прошлое еще могло стать будущим. Только бы не повторить Ночь Возмездия, Ночь Искупления... Дух Елены и Виталия, сохраненный полем сознания родной планеты в матрицах миллионолетнего возраста, ждал встречи. Максим вернется в картине Мясоедова, и через знахаря поговорит с ними.
Пожалуй, люди смогут вернуться на Рай. Но много лет пройдет, пока изменятся краски на картине, что сейчас расстилается перед ними.
...Как странно: ведь в его крови, в крови Лойды и всех других, живущих сейчас на Земле и над Землей, - сохранены желания и мысли вечно юных Виталия и Елены...
Может, и не надо обращаться к знахарю? А заглянуть в себя, и достаточно?
1