*
Солодков долго сидел за рабочим столом, сжимая в руке стакан с коньяком и тупо глядя через окно на серебрящийся залив океана вдалеке.
В дверь постучали.
— Да, войдите! — крикнул он и, убрав в ящик стола недопитый коньяк, надел свои старомодные очки.
— Здорова, Тимох! — пророкотал здоровенный улыбающийся парень, заходя в кабинет.
Лицо вошедшего было слишком юным для научного сотрудника или инженера дальней рекогносцировочной партии Союзкосмоса.
— Привет, Серег… — Солодков вымученно улыбнулся. — Коньяк будешь?
— Видать, и вправду ты захандрил. — Он плюхнулся по своему обыкновению в кресло, стоящее сбоку от стола, а не сел на стул для посетителей. — Буду, наливай.
Чокнулись, выпили.
— Брось ты это, Тимох, — заговорил гость после недолгого молчания. — Может, еще вернемся сюда. Как разберется высокое начальство.
— Сегодня на встрече был озвучен приказ о полной блокировке и форматировании всех био, — не откладывая в долгий ящик тяжелой вести, сказал Солодков.
— Как форматировании? — ошарашенно смотря на начальника, пробормотал Сергей.
— Так. Форматировании.
Он откинулся в кресле и наблюдал за побледневшим лицом, дрожащими губами своего товарища.
«Не являются людьми ни в коей мере», — с ненавистью вспомнил он слова полковника.
— А я? Как же я? Я что же для них, груда железа? У меня такие же, как у них, сердце, легкие. Я отличаюсь от этих начальников с Земли только тем, что заэлектрохимические импульсы в их головах отвечают нейроны. Ну и тем, что не могу иметь детей…
— Они считают, что ты всего лишь машина.
— Мне-то лучше знать, что я чувствую!
— Они считают, что все, что ты чувствуешь, это программа. Самообучающаяся сложная программа.
— Ваш мозг — это тоже самообучающаяся сложная программа.
Солодков понимал, что если подчинится приказу и отдаст Сергея на уничтожение, то до конца дней своих не сможет простить себе этого. Что каждую ночь сниться ему будет вот этот молодой парень, обмякший в кресле напротив.
Он подумал: «Отчего так привязался я к нему?» Наверное, из-за того, что геолог СР701, а для своих просто Серега был биороботом, что называется, с отклонениями. С чудинкой.
Сергея направили ему в отдел два года назад. Во время доставки с Земли, уже на орбите планеты, транспортник, доставлявший персонал, попал под метеоройды. После этой аварии СР701 был сильно поврежден и полностью утратил информацию об истории своего функционирования, сохранив однако при этом все полученные навыки и развитие личности. Странно, что он не был уничтожен с таким повреждением, ну да, они живучие гады эти биороботы. Его сосед, человек, молодой парень, тоже геолог, сидевший в метре от него, тогда погиб, как и еще несколько человек.
А Серега выжил. Он даже с какой-то гордостью показывал шрам у себя на голове:
«Прилетел бы в голову кусок железа чуть побольше, и была бы мне оказана редкая честь: лежал бы я с людьми у нас возле управления в парке под плитой» — со смехом говорил он.
За эти два года они даже смогли бы стать друзьями, если бы Солодкова не точила изо дня в день одна и та же мысль: «Он не настоящий человек, он не человек». Эту же мысль он тщетно пытался внушить сестре и бросил это, только чтобы окончательно не испортить с ней и без того не лучшие отношения.
«А Верка? Господи, что мне скажет Верка?» — он вдруг понял, что может навсегда потерять кроме спокойной совести еще и сестру.
«Ну почему его назначили ко мне? Был бы любой другой био, замкнутый, как водится, в себе и своей работе, автоматичный, предсказуемый… Насколько бы было проще… Что же делать, что делать?»
Он взглянул на Сергея, бездумно вертящего пустой стакан в руках и вдруг, вскочив со стула, вскрикнул:
— Серега! Так ты же неисправный! Помнишь, ты мне по пьянке рассказывал, что не выходишь после своей травмы головы во внешнее управление при сигма-сканировании? Федоров наш после вашей аварии пытался и не смог. Ты сможешь сбежать и остаться на планете. А там, быть может, разберутся с сетью, и мы еще вернемся сюда.
СР701 поднял на него пустые глаза.
— Это не поможет. Если меня не смогут заблокировать сканированием, то легко уничтожат, элементарно определив мое место нахождения хоть на трехверстовой глубине в нашей шахте.
— Значит, ты должен пропасть в самый последний момент. Им будет не до тебя.