Дорес дождался, пока она жестом не активировала руны, и только потом коротко и четко объяснил нам, что данная гостиница на самом деле принадлежит клану аль-Ифрит, и что ее хозяйка, якобы унаследовавшая деньги на покупку от своего покойного мужа, на самом деле тоже работает на клан.
Маску вежливого внимания я удержал на лице с трудом — слишком сильным оказалось удивление. Безобидная и уютная, да?
— Это первое место и первый человек, к которому вы должны обратиться в случае любой серьезной проблемы, а также если вам понадобится передать послания домой. Вы, конечно, можете посылать письма через точки воздуха, но имейте в виду, что все они просматриваются людьми из имперских канцелярий, так что в них можно писать только самые невинные вещи. У Изольды есть возможность связаться с нами так, чтобы избежать ненужных глаз.
У меня в памяти всплыли те донесения, которые однажды дала мне прочитать Амана, письма от шпионов, подписанные лишь номерами. Интересно, эта Изольда тоже была из них и отправляла послания под именами какого-нибудь Пятого или Семнадцатого?
И насколько фальшивой были эти ее доброта и безобидность?
Пожалуй, именно стремление понять, до какой степени неверно я считал ее характер, заставило меня задать вопрос о юноше со шрамом в пол-лица.
— А, вы видели Лиама, — Изольда улыбнулась. — Бедняга все время работает на кухнях, но сегодня, должно быть, подавальщиков не хватило, поэтому распорядитель позвал и его.
— Почему шрам? — тут же заинтересовался Дорес, хотя причина его интереса была совсем не такой, как у меня. — Этот Лиам что, попал под такое сильное проклятие, что целительская магия не работает? Не опасно ли держать проклятого здесь?
— Ой, упаси Пресветлая Хейма, что ты такое говоришь! — Изольда тут же замахала на него руками. — Никакого проклятия на мальчике нет, самая обычная плохо зажившая рана. Просто услуги целителя стоят дорого, а у бедняги единственного из всей семьи есть работа. Сложно прокормить пятерых на жалование одного, хотя я ему и разрешила забирать то, что остается на кухнях от дневной еды.
— Пятерых? — повторил я.
— У него мать и трое младших братьев.
— Но как он умудрился получить такую рану?
— Да он и сам уже не помнит. Монстр какой-то цапнул. Говорит, когда убегали, не до того было, даже боль не сразу почувствовал.
Я кивнул — до меня только сейчас дошло, что парень со шрамом был одним из тех беженцев, которых мы видели сегодня днем. Похоже, одновременно со мной это сообразил и Дорес, поскольку сказал:
— Но как он вообще попал сюда? Его величество ведь запретил пускать людей из лагеря беженцев в город.
Запретил? Этого Достойные Братья не рассказывали. Должно быть, Дорес узнал такие подробности как раз сегодня вечером, когда уходил по делам клана.
Изольда вздохнула.
— Пришлось оставить за него поручительный залог, — и пояснила для нас с Кастианом: — Император издал декрет о залогах, как только из погибших кланов стали прибывать первые беженцы. Если кто-то желает ввести такого бедняжку в город, то он должен дать поручительство в магистрате, заплатить пошлину и оставить залог.
— И за скольких таких бедняжек ты уже поручилась? — знающим тоном спросил Дорес.
— Ну, — Изольда смутилась. — Скольких смогла пристроить. Может быть, пару дюжин.
Похоже, мое первое впечатление о хозяйке гостиницы все же оказалось верным. Она действительно была доброй женщиной, хотя, судя по двойственности ее работы, не настолько безобидной, насколько казалась с первого взгляда. А вот император, как выяснилось, не только ничего не делал для помощи своим пострадавшим подданным, но еще и пополнял казну за счет тех людей, которые помочь хотели.
— Дорес, в отряде есть кто-нибудь, кто обладает целительскими способностями? — спросил я.
— Ну, допустим, я немного, — отозвался тот. — Что ты хотел?
— Можешь убрать этому парню шрам?
Дорес посмотрел на меня удивленно, потом пожал плечами.
— Меня учили лечить только свежие раны, но, в принципе, попробовать могу.
Вблизи шрам Лиама выглядел еще ужаснее, чем когда я заметил его мимоходом. От виска, через всю щеку и подбородок, опухший, красный.
Лечение заняло минут десять, и все это время парень сидел неподвижно, с недоверчивым выражением на лице, будто не мог поверить, что ему взялись помочь просто так, без денег.
— Ну все, — сказал, наконец, Дорес, убрав ладонь с лица «пациента». — Это максимум того, на что я способен.
Шрам остался, но вместо воспаленной плоти выглядел теперь как тонкая длинная белая полоса, уже намного меньше привлекающая внимание.