Я побежала в дамскую комнату. Я была так расстроена, что забыла произнести пароль, когда ворвалась в дверь. Ударившись об угол, я вдруг заметила трех «мочалок», рассекавших воздух своими лапами с длинными накрашенными ногтями, пытаясь разогнать клубы сигаретного дыма. Одна из них была подружка Маркуса, брюки неприлично обтягивали ее в промежности.
— Тьфу. Это «айкьюшница», — проворчала Кэмел Toy, увидев меня.
— Дерьмо! Я только что закурила, — выругалась ее подруга.
— Какого черта? — спросила третья, убивая меня своими черными стрелками. — Почему ты не произнесла этот чертов пароль?
— Извините, что забыла при входе сказать: «Прикольно». Пароль. Этот чертов пароль.
— Тебе бы надо чертовски сожалеть об этом, — сказала Кэмел Toy. — Ты заставила меня напрасно потратить сигарету.
Я не знала, какую ссору могут затеять «мочалки» из-за этой пропавшей сигареты, но и не собиралась выяснять этого.
— Извините, — сказала я, удирая со всех ног оттуда.
Их гогот и хихиканье эхом отдавались от стен и так громко, что я могла их слышать всю дорогу до кабинета истории.
Никогда не могу остаться одна, когда хочу.
Даже на следующей перемене я все еще кипела от злости. Поэтому решила встретиться с Хай лицом к лицу. Я последовала за ней к шкафчику, чтобы получить ответы на вопросы, пока она мазала губы блеском.
— Что происходит?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знала, что у меня соревнования, но тем не менее запланировала поездку…
— Девочка, я просто должна путешествовать, — вставила она, когда переходила к окраске нижней губы. — Ты на меня не сердишься? Ведь просто не за что.
Я сердилась. Я была обижена. И сбита с толку. Не за что? С каких это пор я стала «ничем» в глазах Хай? С каких пор меня это стало беспокоить?
— Я не сержусь.
— Да, лучше не надо. Это такой пустяк.
Я наблюдала, как она смотрится в зеркало, и мной овладело странное чувство. Более странное, чем я когда-либо испытывала.
— Что-то не так? — спросила Хай.
Я сказала первое, что пришло в голову.
— Ты знаешь, что, когда ты смотришься в зеркало, на самом деле ты выглядишь не так? Это твое зеркальное отражение.
Хай улыбнулась, но это не был театральный деланый смешок.
— Девочка, ты даже половины всего не знаешь, — сказала она еле слышно, почти про себя.
Двадцать четвертое апреля
Сегодня вечером позвонил Скотти. Мы говорили друг с другом по телефону гораздо больше, с тех пор как я пригласила его на свадьбу. Но сегодняшний звонок был другим.
— Думаю, ты была права. Келси любит меня.
Не смешно. Боже мой! Как я устала!
— Она забронировала номер в отеле «Серф-сайд», чтобы поехать туда после бала…
В этом звонке чувствовалось, что он на меня напирает. Я знаю, что он любит меня. Поэтому ожидалось, что я должна воспринять его слова как нереальную угрозу, нечто, не идущее дальше разговоров? Нет, я так не думаю. Он делает это, чтобы заставить меня ревновать. Должна признать, что это сработало.
— Она хочет лишить тебя девственности, да?
— Да. Думаю, да.
Я так устала от этого и от всего другого.
— А ты позволишь ей покуситься на твою девственность? О, подожди. У парней же ее нет. Обычно именно парни лишают девушку девственности, а не наоборот. Как вы называете это, когда парень занимается этим первый раз? — Последние слова я буквально пропела.
— Звучит так, что это я собираюсь кое-что от нее получить?
— А ты не хочешь?
— Я сказал тебе, что не люблю ее.
— Взаимная привязанность — это не всегда необходимое условие, чтобы трахнуть кого-либо.
— Джесс, почему ты так на это смотришь?
— Ты сам об этом сказал, не я.
— Но я не так это сказал.
— Хорошо. Полагаю, если ты не можешь сказать про это, то ты не можешь и сделать этого.
Скотти вздохнул:
— Ты делаешь это нарочно.
— Я ничего не делаю, — сказала я нежным, невинным голоском.
— Нет, делаешь. Ты нарочно выводишь меня из себя.
— Я? Нет, это ты делаешь это нарочно.
— Делаю что?
Вот наступил момент. Мне представился случай сказать ему все, что я думаю, открыто:
— Ты пытаешься заставить меня ревновать.
Он стал что-то бормотать в трубку:
— Сссс какой стати мне вызывать твою ревность?
Готовься. Вот наступил нужный момент.
— Потому что ты любишь меня. Потому что ты хочешь, чтобы я снова стала твоей подружкой.
В ответ тишина.
— Ты правда думал, что Хоуп не расскажет мне?
Опять молчание. Едва различимый стон.
— От тебя у меня начались эти чертовы головные боли. До свидания. — Скотти повесил трубку.
Я так устала, устала, устала, устала.
Двадцать девятое апреля
Сегодня день поездки Хай с Безмозглой командой в Нью-Йорк Сити. Вопли радости.
Оказалось, что у меня нет соревнований. Тренер Килли снял нас с сегодняшних соревнований, чтобы дать отдохнуть перед более важными стартами. Я непреднамеренно соврала им. Но когда осознала ошибку, я не стала ее исправлять. Это так деморализует.
Сегодня утром я могла бы уже быть на пути в Нью-Йорк. Я выпила чашку кофе со своими любимыми хлопьями «Кэптон Кранч», пока мама болтала, как лучше украсить столы к большому дню. Как я устала от таких разговоров.
— Не напрягай меня, мама.
— Я устала от твоего плохого настроения, — сказала она.
— Это не моя вина, что у меня нет менструаций уже пять месяцев.
— Что?!
Мне пришлось сообщить ей, что с декабря у меня нет месячных. Вот когда она испугалась. Она бросила взгляд на мой живот, ожидая там увидеть признаки жизни.
Я громко засмеялась:
— Мама! Я просто не могла бы забеременеть.
Мама сказала, что хочет, чтобы я пошла к гинекологу, но я ответила, что мне не хочется лезть на гинекологическое кресло, пока не исполнится восемнадцать лет или не буду сексуально-активной. Давайте посмотрим правде в глаза, мы знаем, что из этого наступит первым. Поэтому она позвонила нашему семейному доктору Хейдену. Сказать по правде, я почувствовала невероятное облегчение. Пора бы узнать, что со мной не так.
Добравшись до кабинета врача, я вспомнила, почему так долго держалась от него подальше. Ненавижу комнаты ожидания перед кабинетом. Прежде всего в них полно больных людей, распространяющих вирусы повсюду. Сегодня мне особенно было досадно, потому что не чувствовала себя больной. Я получаю всю заразу, не отдавая ничего взамен. К тому же, меня тошнит от журналов. Полагаю, им казалось, что «Хайлайтс» удовлетворит вкусы двух противоположностей, пускающих слюни: детей и немощных пожилых граждан. Все, кто по возрасту между этими двумя категориями, могут просто умереть от скуки или от той болезни, из-за которой они пришли к врачу, потому здесь заставляют ждать чертовски долго.
После вечного ожидания меня в конце концов вызвали в смотровую.
— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? — спросила мама.
— Не надо.
Сначала меня измерили (1 м 62 см) и взвесили (51 кг в одежде). Затем я надела халат, и мне измерили давление и температуру. Медсестра взяла анализ крови. Я сдала мочу.
Потом я ждала еще двадцать пять мучительных минут.
Доктор Хейден в конце концов с шумом вошел в комнату и сразу перешел к делу.
— Итак, Джессика, в чем проблема?
— Ну давайте начнем с той, что привела меня сюда. У меня нет менструаций пять месяцев.
— Понятно, Джессика. Я собираюсь задать тебе несколько щекотливых вопросов, на которые мне надо получить ответы. Ты можешь быть уверена, что я не скажу твоей маме.