— Если ты это сделаешь, я обещаю, что займусь с тобой сексом, — говорит Пол.
— Нет проблем. Я сделаю это, — снова повторяю я.
— Я не изменю своему слову, — заверяет он.
Поэтому я говорю:
— Нет проблем. Я сделаю это.
И хотя во сне я не вижу, как все происходит, я полагаю, что делала это.
Затем Пол Парлипиано говорит:
— Спасибо. Сейчас я займусь с тобой сексом.
Он выключает свет.
Мгновение спустя я услышала хохот девчонки и звук поворачивающейся дверной ручки. Включается свет.
Это Келси — улыбается и тянет за собой Скотти в комнату за руку. Хотя они этого не говорят, я просто знаю, что они собираются здесь заняться любовью.
Скотти видит, что я занимаюсь сексом, и кричит:
— Как ты можешь трахаться с Маркусом Флюти?
— Но это Пол! — кричу я.
Затем я смотрю в лицо Пола, но это больше не Пол Парлипиано. Скотти прав. Это Маркус Флюти.
Это то, что я называю путаницей мозгов.
Нет необходимости говорить, что меня охватил приступ волнения, когда шла в школу. Все выходные я беспокоилась о происшествии с Маркусом и была на грани нервного срыва. Я молилась, чтобы Маркус появился на утренней перекличке, — это означало бы, что все в порядке и меня не поймали. И я бы успокоилась.
Когда Маркус прошел мимо моей парты сегодня утром, я издала такой вздох облегчения, что могла бы привести в движение целую армаду кораблей.
Пока мы приносили клятву на верность родине, потом на перекличке отвечали: «Присутствую», я оглянулась назад, надеясь, что Маркус встретится со мной взглядом. Но он просто склонился над записной книжкой, пока не прозвенел звонок. Маркус играл очень талантливо. Он знал, что необычное поведение с нашей стороны вызвало бы подозрения.
Выйдя из класса, я почувствовала нежный толчок в спину. Оглянувшись, в первый раз не удивилась, увидев сзади Маркуса. Он широко улыбался, словно извиняясь, положив одну руку мне на лопатку, а вторую на талию для сохранения равновесия. Прежде чем мне представился шанс спросить его, что случилось (а не о том, что бы могло случиться), он, блестя глазами, прошел мимо, оставляя лишь душистый лесной аромат.
— О мой бог! Он настолько накачан, что даже прямо не может идти, — грубо заметила Сара.
Вы понятия не имеете, как мне хотелось сказать ей — о мой бог! — заткни свой поганый рот.
Я успела сделать только несколько шагов, как почувствовала, что мой карман оттопырен. К счастью, Сара увидела Безмозглую команду внизу в коридоре и побежала, чтобы присоединиться к ним. В эти доли секунды моего уединения я пошла назад и, убедившись, что никого нет, достала сложенный в причудливый квадрат оригами бумажный лист, который открывался и закрывался как цветок. Или рот.
Маркус! Мне до смерти хотелось открыть и посмотреть, что там написано.
Но в этот момент Безмозглая команда подошла ко мне с другого конца коридора. Черт! Я засунула подарок Маркуса обратно в джинсы. Мне необходимо уединение, чтобы прочитать то, что он хотел мне сказать.
Вот уж ирония судьбы, так ирония: тот, кто чувствует себя одиноким, не может улучить момент, чтобы побыть в одиночестве. Всякий раз, когда я пыталась ускользнуть к шкафчику, в туалет, в душевую перед спортзалом, кому-то просто не терпелось начать со мной разговор. Эта записка жгла мой карман почти шесть часов. В предвкушении, что вот-вот прочитаю ее, я, даже не переодевшись в школьную форму после урока физкультуры, побежала прямо домой.
— Джесси, я хочу поговорить с тобой, — сказала мама, когда я взбегала по ступенькам наверх.
— Дай мне минутку! — прокричала я, запирая дверь.
Я открыла рюкзак, достала джинсы, засунула руку в карман и вытащила оттуда лишь маленькие свалявшиеся шарики от ткани.
— Джесси! — Мама звала меня из кухни.
Я быстро обыскала другие карманы, хотя знала, что не засовывала в них записку от Маркуса. Затем порылась в рюкзаке, постепенно высыпая содержимое на пол.
— Джессика! — кричала мама.
Я начала паниковать. Мои уши горели, тело покрылось потом. Где она может быть?
Встав на колени, я перебрала все предметы, лежащие на полу: джинсы, футболку, бюстгальтер, спортивные туфли, роман «Над пропастью во ржи», две тетрадки на пружинке, учебник химии, расписание заседаний ученического совета, три обертки от шоколадных батончиков, калькулятор, косметическое средство для маскировки дефектов кожи, шариковый дезодорант, бальзам для губ, щетку для волос, набор ручек.
Оригами-рта от Маркуса нигде не было.
— Джессика Линн Дарлинг, немедленно спустись сюда.
Я пошла вниз, схватившись за живот, — на этот раз меня и правда прихватило. От волнения все внутри переворачивалось, но я солгала, что у меня месячные. Мама вздохнула с облегчением, услышав эту новость, и позволила мне без всякого сопротивления уйти в свою комнату. Оказавшись на месте, я уже тысячный раз обшариваю все вышеперечисленные предметы в течение десяти часов.
Как я могла потерять такую важную вещь, которую получила первый раз в жизни? Единственное логическое объяснение, которое напрашивалось, — это то, что Маркус никогда не давал мне рот-оригами. Я просто все это придумала сама, чтобы довести себя до сумасшествия. Наверное, я вообще все сочинила. Я никогда не писала в коробочку из-под йогурта. Никогда. Это была не я. С какой бы стати мне совершать такой безумный поступок?
Может быть, если буду повторять эти слова бесчисленное количество раз, я поверю в это.
Шестое июня
Я прибыла сегодня в школу с единственной миссией: узнать, что было написано во рту-оригами. Я знала, что нет надежды вернуть записку обратно, поэтому оставался только один выход. Выход одновременно и путающий, и приятно возбуждающий.
Я спрошу Маркуса, что говорилось в записке.
По нескольким очевидным причинам это большое дело (я — это я, он — Маркус Флюти… это могло бы привлечь ненужное внимание к моему поступку) плюс еще одно обстоятельство. Скажем, это бы означало полный отказ от всех наших прежних обязательств. Говоря по существу, это он был инициатором всех наших разговоров. Но сегодня решение о том, что нам пора поговорить, будет принадлежать мне. Сильная позиция будет за мной.
Если только меня не вырвет на него.
Поэтому задержалась перед дверью в класс, надеясь перехватить Маркуса у входа. Я ждала, даже когда прозвенел предупредительный звонок за пять минут до начала переклички. Ждала, пока звенел предупредительный звонок на перекличку. При финальном звонке пришлось идти на место. Я говорила себе, что в его привычке опаздывать на минуту или две. Но уже во время самой переклички потеряла надежду увидеть его.
Маркус так и не появился в школе. Может быть, я об этом бы знала, если бы не потеряла записку.
Конечно, именно Сара сообщила всем новость:
— О мой бог! Вы слышали о Мистере Съемпончик? Он заставил какую-то девчонку подделать свой анализ.
Я чуть не выронила хлопья, которые в это время держала в руках.
Оказалось, что у врачей есть способ определить, принадлежит моча женщине или мужчине, на основании анализа гормонов. Им потребовалось несколько дней, чтобы это установить и сообщить полиции. Маркуса, должно быть, вызвали в кабинет к директору сразу после того, как он дал мне рот-оригами. Там офицер полиции, который осуществляет за ним надзор, директор и замдиректора, а также старая добрая Бренди устроили ему допрос о подлоге. Они знали, что это не его анализ, но им хотелось бы знать, кто ему помог.
— Пока что Маркус отказался сказать, от кого он получил образец, — сказала Сара вне себя от радости от этой пикантной сплетни. — Они угрожали ему несколько часов. Но он не раскрыл тайны.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Мой отец играет в гольф с директором и его заместителем.
— А.
— И он спросил меня о моих предположениях, кто бы это мог быть, так как я — кладезь информации.
Боже мой.
— Я предположила, что это сделали его подружки, и назвала имена тех, кого помнила, — продолжала Сара. — Хотя, может быть, ни одна из них этого не делала.