— Правда?
— Я предпочитаю смотреть, как реальные люди изображают из себя ослов, чем наблюдать за творением Кевина Уильямсона — его до приторности совершенных и умных героев.
— Думаю, это печально.
— Что? Они ведь сами выставляют себя на посмешище. Они напрашиваются на это.
— Они смеются над тобой, — сказал Маркус.
— Это как?
— Разве ты никогда не задумывалась, что термин «реалити-шоу» — это оксюморон? [26] Раз эти люди согласились сниматься, это гарантирует, что эти шоу ничего общего не имеют с реальностью.
Маркус — единственный человек, который так близко находится со мной по уровню знаний, но порой он переигрывает меня. По правде сказать, мне это обидно.
— Мне известен принцип неопределенности Гейзенберга, мой гений, — сказала я, все больше раздражаясь. — Что плохого в том, что развлечение — это эскапизм, бегство от жизни.
— Ничего, — сказал он. — Пока у тебя не возникнут проблемы, из-за того что ты тратишь целый вечер, наблюдая за кучкой незнакомых людей, о которых ты ничего не знаешь, вместо того чтобы пойти куда-либо и самой жить реальной жизнью.
В этом он прав. С тех пор как уехала Хоуп, я ничего не могу с собой поделать и как одержимая смотрю «Реальный мир».
— Но о какой реальной жизни можно говорить в Пайнвилле, особенно в середине ночи?
Я услышала, как где-то в отдалении он щелкнул зажигалкой. Пауза. Затем учащенное дыхание.
— Я разжег своего Паффа Дэдди.
— Паффа Дэдди, — повторила я, совершенно сбитая с толку.
— Да, Пафф Дэдди. Мой кальян.
— Ты дал имя кальяну?
— Ага. Я проводил больше времени с Паффом, чем с кем-либо еще, поэтому имело смысл дать ему имя.
Еще пауза. Еще один глубокий вдох табака, смол и никотина. Я вспомнила мальчишку-подростка, не достигшего половой зрелости, который работал на аттракционе «Покрути колесо — покури хорошо», который располагался рядом с моим киоском. «ВЫКУРИ СВОИ МОЗГИ!»
— Также находил девушек, чтобы заняться с ними сексом.
Он сказал это так обыденно. Находил девушек, чтобы заняться с ними сексом. Небольшое дельце. Но это самое личное из всех тем, которые мы обсудили раньше, и это касалось нас двоих. Затем он затянулся, несомненно, давая мне время представить, как он занимается сексом с намалеванными девицами в теле, знающими толк в этом деле. Надо дать ему понять, что эта беседа не выводит меня из себя.
— Итак, секс и наркотики — это и есть настоящая жизнь?
— Да, — сказал он. — Разве не это главное, когда ты молод? Молодые годы и даны нам для экспериментов и для исследований. Я думал, что доведу этот процесс до крайности.
— Но ведь это так по-ослиному глупо.
— Да, по-ослиному глупо. Но это то, что делает жизнь прикольной.
Вот это по-настоящему разозлило меня. Как он может так наплевательски относиться к жизни и заниматься саморазрушением? Особенно после того, как один из его лучших друзей умер из-за всего этого. Ни говоря уже о том, что в результате этой смерти мою лучшую подругу увезли от меня подальше. Но я предпочла не заострять эту тему, не напоминать о смерти Хиза. Чувство вины либо появится у него само, либо не появится вовсе.
— Если это такая забава, почему же ты сейчас не занимаешься этим? Почему бы тебе снова не отправиться в Миддбери пожевать грибков и не вернуться в старые времена?
— Потому что с этим покончено, — сказал он, — Но единственное, чего я еще не делал в жизни, так это не был активным пропагандистом здорового образа жизни без наркотиков, алкоголя и беспорядочного секса.
Конечно. После его экспериментов в прошлом году с футболочками, как у глупых девочек-подростков, Маркус должен был бы знать, что его желание сделать из себя образцового ученика окончательно собьет всех с толку.
— Кроме того, я нашел, чем заняться в свободное время, — продолжил он.
— Чем же?
— Ну, например, наигрываю песни «Нирваны» на гитаре, пишу в своем журнале, беседую со стариками. Использовал всю свою мудрость, чтобы помочь Лену выкарабкаться из дерьма. И у меня теперь в первый раз полностью не сексуально ориентированные отношения с женщиной.
— Подожди, — остановила я его, совершенно сбитая с толку. — Ты не занимаешься сексом с Мией?
Маркус засмеялся настолько громко, что я никогда в жизни не слышала, чтобы кто-то так громко смеялся. Стереофонический, окутывающий тебя смех. Это был такой смех, от которого у тебя что-то перехватывает в груди и ты не можешь вздохнуть, словно рыба, вытащенная из воды. Именно от такого смеха у человека может повредиться рассудок, но у меня он уж точно поврежден, поскольку я спросила у Маркуса то, что спросила.
— Ты такая забавная, — сказал он. — Спокойной ночи, подруга.
Маркус видит во мне совершенно несексуальную особу. Не буду напрягаться и усложнять наши отношения. Мне следует успокоиться.
Пятнадцатое ноября
Сегодня моя вторая редакционная статья вышла под следующим названием: «Король и королева бала в самом глупом свете». Реакция на нее была вполне предсказуемой: те, кто ненавидел меня, ненавидит меня по-прежнему. Те, кто не испытывал ко мне отвращения, все еще не испытывает. Они благодарят меня за мои откровенные замечания.
«Учащихся больше заботят предстоящие выборы короля и королевы бала, чем выборы президента, — писала я. — Они не должны уделять столько внимания выборам на балу, потому что это дает людям, пользующимся популярностью, власть и высокое положение в обществе, а это ударяет им в головы».
— Итак, я понял, что ты бойкотируешь бал, — сказал Маркус.
— Конечно, бойкотирую. Мой крестовый поход против бала — это удобный способ не упоминать тот факт, что никто не пригласил меня на него.
— Очень плохо.
— Почему очень плохо?
— Та-тта-та-тта.
— У меня, должно быть, сера в ушах накопилась, — сказала я. — Ты не мог бы повторить?
— Мы могли бы и тебя взять, — сказал он.
— Ты идешь на бал?
— Да, — ответил он.
— Ты идешь на бал?
— Да.
— Маркус Флюти, ты идешь на бал?
— Думаю, мы уже в достаточной мере прояснили, что я собираюсь пойти на бал.
— Ты хочешь пойти на бал?
— Я бы мог прожить без этого, — сказал он. — Но Мия очень хочет пойти.
Так легко забыть, что у Маркуса есть девушка, так редко он упоминает о ней. Только в подобные моменты, как этот, или когда я вижу, как они целуются в коридорах, я вспоминаю об этом факте: я его первая, никак не связанная с сексом подруга.
— Это так лицемерно! — закричала я. — Ты — настоящий предатель. Ты превращаешься точно в тот же тип учеников, любителей ходить по балам, в ханжу, примерного мальчика, которого хочет в тебе видеть администрация школы.
— Предатель? Ведь не я писал статью против балов.
— Но ты согласился с ней.
— Я никогда не был на балу, поэтому не знаю, согласен ли я с этой статьей или нет.
Эта отговорка в духе Хай просто взбесила меня.
— Тебе не надо даже ходить на бал, чтобы знать, что этот вечер посвящен восхвалению «высшего света» и их поклонников.
— В отличие от тебя мне нравится иметь мнение основанное на достоверной информации.
Я вышла из себя за считанную долю секунды:
— Что это все означает?
— Это значит, что ты очень быстро высказываешь суждения о вещах, о которых имеешь мало понятия.
Я повесила трубку.
Через тридцать секунд я позвонила снова.
— Извини, что бросила трубку. Это не очень хорошая выходка.
— Это искренняя, неподдельная реакция, сказал он. — Я тебя вывел из себя.
— Я до сих пор сержусь.
— Хорошо.
— Хорошо.
Пауза.
— Поговорим завтра?
— Да. До свидания.
До тех пор пока я не повесила трубку второй раз, я увидела еще один прорыв в наших отношениях. Меня разозлило то, что сказал Маркус. Его слова перестали быть такими дурманящими только потому, что это были его слова. С Маркуса спал ореол мистики.