Конструкторам и производственникам «Красного Октября» не оставалось ничего другого, как отложить перспективную «пятисотку» в долгий ящик и попытаться найти другой подход к проблеме технического перевооружения собственного предприятия и мотоциклостроения в целом.
Анализ новой иностранной техники показал, что с середины 30-х годов все более широкое распространение получают машины с одноцилиндровыми, четырехтактными моторами. На них, в частности, одерживались победы в самых престижных дорожно-кольцевых гонках, на которых проверялись прототипы массовых мотоциклов.
И тогда в конструкторском бюро «Красного Октября» решили так: если пока ничего не получается с Л-500, то почему бы не попробовать оснастить более мощным двигателем серийный Л-300. Естественно, не прекращая его производства.
Первым делом для Л-300 спроектировали двухтактный мотор рабочим объемом 350 см3, но, как выяснилось, он не обеспечивал существенного повышения мощности и, следовательно, не обещал улучшить технические характеристики машины. Поэтому работу над таким Л-350 свернули, не создав даже опытного экземпляра.
Логической альтернативой стал Л-350, оснащенный четырехтактным двигателем, который конструкторы постарались максимально унифицировать с уже освоенным Л-300. К разработке новой машины ленинградцы приступили в 1937 году, к концу года изготовили экспериментальный экземпляр. Еще больше года ушло на стендовые испытания и отработку режимов работы двигателя, уточнение чертежей и создание оснастки. Любопытно, что в процессе конструирования специалисты «Красного Октября» учли опыт зарубежных фирм, в частности, «Нортон» и «Рудж».
…По сути дела, новый двигатель был вариантом «пятисотки», только меньшего объема, но более высокооборотным. Как и в прототипе, в нем были размещены клапаны и толкатели рокеров, зато детали распределительного механизма были легче — это обеспечивало надежную работу при частоте вращения коленвала 5 тыс. об/мин. Новому мотору установили самую высокую для отечественных дорожных мотоциклов степень сжатия — 6,1, заодно предусмотрев запас прочности, который позволил бы и в будущем наращивать степень сжатия и частоту вращения коленвала.
В 1938 году были готовы опытные образцы машины, получившей обозначение Л-8. Цилиндр мотора располагался вертикально, картер сопрягался с коробкой скоростей как на Л-300. За цилиндром, под карбюратором, стояло магнето, за ним, под седлом, — аккумулятор, а чуть выше — масляный бачок.
Правой рукой мотоциклист вращал ручку управления дроссельной заслонкой карбюратора, а левой — ручку опережения зажигания; впервые в стране на Л-8 применили ножной рычаг переключения скоростей. На раме крепили электрический сигнал, глушитель, багажник.
Обкатку Л-8 закончили осенью 1939 года. В этой работе активно участвовал известный тогда гонщик и испытатель новой техники С. И. Карзинкин. По его словам, Л-8 набирал скорость 100 км/ч, пройдя всего 500 м, а тормозной путь при скорости 50 км/ч не превышал 9 м. По мнению Карзинкина, машина была устойчивой, несложной в эксплуатации и ремонте и, что было весьма существенно, по экономичности превосходила аналогичные по классу модели фирм «Велосет», «Ройаль Энфильд», «Кавалер», «Триумф», «Люис».
Тем не менее инженер и водители отметили, что применение на Л-8 трехступенчатой коробки передач, заимствованной от Л-300, снизило приспособляемость машины к дорожным условиям и ухудшило ее динамические характеристики. Такой была плата за чрезмерную унификацию…
Но общее впечатление от Л-8 было хорошим, и его начали осваивать в серийном производстве на «Красном Октябре». А после того, как летом 1940 года спортсмены успешно выступили на Л-8 на первенстве Москвы по автомотоспорту, появилось правительственное постановление, согласно которому следовало развернуть выпуск этой модели также на серпуховском и ижевском заводах. В Серпухове Л-8 благополучно делали с января по август 1941 года. А вот в Ижевске…
«Когда мы получили чертежи Л-8, то увидели, что мотоцикл можно модернизировать, — рассказывал мне бывший главный конструктор Ижевского мотоциклетного завода В. В. Рогожин. — Чтобы ускорить и упростить его внедрение, решили применить на Л-8 экипажную часть наших «ижей», Сделали несколько образцов ИЖ-12, как вдруг по чьему-то доносу нагрянула правительственная комиссия, члены которой усмотрели в моих действиях злостное нарушение постановления. Принялись собирать на меня обвинительный материал, и ареста я избежал лишь по счастливой случайности. Весной 1941 года в Ижевске проходил один из этапов республиканского мотокросса, и я принял в нем участие на опытном мотоцикле ИЖ-12. Удалось не только выиграть кросс, но больше того: обойти соперников на круг. Среди же болельщиков, как оказалось, были члены правительственной комиссии, готовившие на меня «дело». На следующий день при обсуждении гонок я рассказал им о преимуществах нашей машины перед ленинградской и в конце концов убедил, что мои действия были правильными. Они обратились с ходатайством о развертывании серийного производства ИЖ-12, и мы успели до начала войны собрать 49 таких мотоциклов. Тот, что спас меня от приговора, я сохранил и 18 февраля 1948 года передал в московский Политехнический музей…»