— Скоро и мы отплывем, ребята,— проокал наш командир и уступил подзорную трубу мне.
В это время на площадку поднялась группа скандинавских туристов, сопровождаемых бойким экскурсоводом.
— С этой высоты,— кричал он,— бросаются вниз самоубийцы. Это теперь стало модным, раньше они кидались с моста «Джордж Вашингтон».
С этой минуты Чкалова уже нельзя было уговорить поездить и посмотреть еще что-нибудь.
— Нет, баста! Хватит! Статуя Свободы, огни Бродвея, тишина Уолл-стрита, небоскреб в сто два этажа, Гарлем и самоубийцы, бросающиеся с высоты величайшего творения рук человеческих,— вот коктейль американской жизни... И самое страшное во всем этом то, что капиталистический прогресс приводит миллионы и миллиарды людей к великим несчастьям.
Летит экипаж Громова
Валерий плохо спал и нервничал, пока не узнал по телефону из Вашингтона, что Громов завтра вылетает в США.
— Трудная и почетная задача второго экипажа,— сказал Саше и мне Валерий.— Всему миру надо доказать, что успехи советских пилотов, овладевающих трассой через полюс, не «случайность», не «личное счастье», а технически обоснованы, обеспечены заботой советской науки и техники, руководством правительства нашей страны.
Громов, Юмашев и Данилин стартовали на самолете «АНТ-25-1» в 22 часа 21 минуту 11 июля по нью-йоркскому, то есть утром 12 июля по московскому времени.
Валерий Павлович уже достал наши полетные карты и наготовил флажки на булавках, чтобы отмечать ход полета экипажа Громова. Спецкору «Правды» Л. Б. Хвату посоветовал срочно вылететь в Сан-Франциско.
Когда мы с Беляковым после посещения заводов вернулись в консульство в Нью-Йорке, наш командир возмутился:
— Черти бездушные! Взгляните на карту: видите, как «Мих. Мих.» погладил полюс — на двенадцать минут раньше расчетного времени!
— Значит, с опережением,— сказал Беляков.
— Это почерк нашего Михаила Михайловича,— с гордостью ответил Чкалов.
Проснувшись в 8 утра 13 июля, я зашел в гостиную и увидел, что за столом, положив голову на карту, дремал Валерий Павлович. Очередной маленький красный флажок был вонзен в остров Патрика, и около него рукою Чкалова было написано: «13.7.37 г. 5 часов 47 мин. по-нью-йоркски, или 10 часов 47 мин. по Гринвичу».
В это время подошел Саша Беляков и громко сказал:
— Как идет полет?
Валерий рывком поднял голову, потянулся и, вскочив со стула, стал приглаживать рукой свалившиеся на глаза русые волосы.
— Проснулись все же, окаянные? — бурчал он добродушно и, обняв меня и Сашу, подвел к столу, где лежала карта с цепочкой флажков.— Видали, как чешут «Мих. Мих.», Андрей и Серега?
Беляков увидел сводку о ходе полета и стал ее читать: «13 июля 01 ч. 10 мин. Нахожусь на широте 86°, долготе 100°. Все в порядке. Данилин».
«5 час. 47 мин. Нахожусь над проливом Мельвиль. Все в порядке. Данилин».
«Вашингтон, 13 июля. О час. 28 мин. В 5 час. 15 мин. по гринвичскому времени Сиэтл впервые принял непосредственно самолет, но разобрал только: «Все в порядке». Уманский».
Вскоре позвонили из Сиэтля.
Вартаньян сообщил, что Скалистые горы закрыты облаками на высоте 4500 метров; самолет Громова подойдет сюда примерно в 19 часов по гринвичскому времени. Кроме этого, Артак Арменакович доложил, что из-за атмосферных разрядов связь с «АНТ-25-1» неустойчивая, хотя радиостанция самолета работает регулярно.
Через полчаса позвонил Беляков из аэропорта Нью-Арк, куда он поехал по приглашению американцев. Наш штурман предупредил, что южнее Сан-Франциско, особенно в прибрежной полосе Лос-Анджелес — Сан-Диего ожидаются ночные и утренние туманы... Я сказал об этом Чкалову, и он немедля заштриховал прибрежную полосу южнее Сан-Франциско.
— Так что, Ягор? Подправить вправо, а потом на Сан-Франциско? — неуверенно спросил меня чиф-пайлот. Это было на него совсем не похоже.
— Догадываюсь,— ответил я другу,— что для Громова Сан-Франциско в условиях, когда есть запасы горючего, пункт весьма неподходящий, наши товарищи могут дойти до южной границы США.
— Вот то-то и оно...— проокал Валерий.
В этот момент раздался телефонный звонок: из Вашингтона советник полпредства сообщил последнюю радиограмму Сергея Алексеевича Данилина. В 19 часов 20 минут по Гринвичу они находились на широте 55° и долготе 120°. Высота полета 4 тысячи метров. Землю он не слышит, хотя на борту у них всё в порядке.
Чкалов попросил советника минуту обождать, пока мы выработаем рекомендации.
— Раз Громов забрался уже на четыре километра высоты, значит, он понял опасность, и следует им взять вправо, чтобы не влезть в пекло кучево-грозовой облачности,— размышлял я вслух.