Наступило 21 июля 1936 года.
После Земли Франца-Иосифа мы увидели чистую воду, а за нею сплошное неоглядное ледяное поле.
Надо льдами висел густой туман, а выше — многоярусная облачность. Вскоре мы оказались между слоями облаков. Я стал набирать высоту. Но еще достаточно нагруженный бензином «АНТ-25» не мог выйти на высоту пяти километров, чтобы пробиться к солнцу. Возникла дилемма: либо идти в облачности циклона, который был точнейшим образом предсказан при вылете метеорологической службой, или обходить его стороной, чтобы не подвергать самолет обледенению или перегрузкам в кучевой облачности.
Здесь мы со всей очевидностью убедились в том, насколько несостоятельным было предположение некоторых ученых-метеоспециалистов, которые утверждали, что в центральных районах Арктики верхняя кромка облачности даже летом не превышает 3—5 километров высоты.
Между тем мы летели в облачности, и через час стало ясно: обледенение самолета идет так интенсивно, что вскоре будет угрожать его безопасности. Самолет трясло как в лихорадке.
Чкалов помог мне включить антиобледенительное устройство для воздушного винта. Наш маневр миновать облачность не дал ощутимых результатов, так как циклон оказался весьма обширным по фронту и на его обход требовалось много времени и горючего.
В поисках лучшего варианта Валерий Павлович и Александр Васильевич выдавали мне множество различных курсов. Ведя самолет вслепую, я насчитывал уже более двенадцати изломов маршрута, когда внезапно, в разрыве облачности, увидел фантастически грозную вертикально торчащую скалу среди безбрежного арктического океана льдов и снега.
Командир и штурман, держа в руках карты, припали к иллюминаторам самолета, разглядывая внизу слабые очертания кромки настоящей земли: нет сомнения, это были острова Северной Земли. Но снова, будто занавес на сцене, облачность закрыла картину.
В 8 часов Беляков радировал: «Все в порядке. Находимся Северная Земля».
Но циклон продолжался, и уклоняться от основного курса уже было нельзя, мы должны были придерживаться графика, экономить горючее.
Мы решаем пробивать облачность вверх. Вылезли к солнцу на высоте 4000 метров и пошли прямым курсом на бухту Тикси.
Облачность, однако, опять окутала самолет, и машина вновь сильно обледенела. Командир экипажа, усталый и озабоченный, обнял меня за плечи и крикнул на ухо:
— Снижайся, Егор, снижайся, уж больно опасно раскачивается хвостовое оперение из-за обледенения! Того и гляди, оборвутся силовые ленты стабилизатора.
Сбавив обороты мотору, резко снижаюсь, и мы вскоре видим мозаичную окраску прибрежных льдов Хатангского залива.
Все это время Беляков бессменно нес вахту штурмана, более 19 часов. Циклон выбил нас из графика. Чкалов сменил меня за штурвалом самолета, а я — Белякова на вахте штурмана.
Валерий набрал высоту 4300 метров.
Беляков, очень усталый, тут же немедленно растянулся и уснул прямо на днище фюзеляжа самолета.
В 6 часов 25 минут я послал в штаб перелета донесение: «5 часов боролись с облачностью. После длительного нахождения в слепом полете ориентируемся».
Дав Александру Васильевичу отдохнуть часа два, я разбудил штурмана и передал ему вахту.
В 10 часов 10 минут он радировал:
«Все в порядке. Находимся на побережье к востоку от Нордвика».
А в 14 часов 10 минут Беляков передал в эфир:
«Все в порядке. Высота 4000 метров. Находимся 72°20' широты, 123°40' долготы — около бухты Тикси».
Постепенно начали входить в график вахтенных смен.
Примерно в 15 часов я снова сел на штурманское место, сменив Белякова.
Длительный полет на высоте более 4000 метров начинал сказываться на всем экипаже. Нужно бы применить кислород, но, посоветовавшись с экипажем, командир решил, что шестичасовой запас кислорода будем беречь к концу полета, когда после Камчатки начнем пересекать Охотское море и пробиваться к Хабаровску. Там, возможно, потребуется выход на высоту 6000 метров, а усталому экипажу без кислорода выполнить такой полет будет трудно.
Наступил третий день — 22 июля 1936 года.
Конечно, экипаж чувствовал усталость, тем более что из-за кислородного голодания к пище мы почти не прикасались. Немного шоколаду и больше всего чая и воды — вот на чем держался экипаж «АНТ-25».
Чкалов подошел к штурманскому месту и сказал:
— А здорово мы, Саша, третьи сутки летим без единой ночи!
— Расчет правильный,— подтвердил штурман.
— Когда будет Петропавловск?
— Через шесть с половиной часов.
Чкалов посмотрел на хронометр, лежавший у ног штурмана: 5 минут после полуночи.
Валерий Павлович очень любил посидеть возле Белякова и посмотреть, как он аккуратно и педантично замеряет угол сноса или берет высоту небесного светила, а затем быстро высчитывает истинный курс.