Идейно-художественное содержание романов было продиктовано новым жизненным опытом писателя, теми переживаниями, которые принесла с собой война; вернее, эти переживания и потрясения подняли, раскрыли новую грань столь органичной Федину темы истории.
В одном из писем к читателю Федин говорит об огромном напряжении, с каким он работал над «Необыкновенным летом»: «Никогда прежде я так не изнурял, я бы сказал — не истязал себя работой, как нынешним летом (речь идет о лете 1947 года в Переделкине, когда Федин кончал роман. — Б. Б.). Пожалуй, только лето 1924 года было столь же напряженным, когда писались „Города и годы“».
Упоминание о «Городах и годах» не случайно, как и сопоставление процесса работы над двумя романами, отдаленными друг от друга четвертью века. По словам Федина, работая над «Городами и годами», ему приходилось мучительно искать, освобождаясь от старых представлений, способы художественного выражения громадных, неведомых дотоле исторических революционных движений. Теперь же тему гражданской войны и революции, тему воинствующего гуманизма, надо было решать, приведя к гармонии опыт многих и трудных лет, собрав воедино все накопленное, все новые знания о великой эпохе.
Вот один из фактов, подтверждающих, насколько исторически правдиво изобразил Федин своих новых героев.
В 1959 году в Саратове на конференции, посвященной творчеству Федина, Н. Чернышевская (внучка писателя) сказала, что, читая «Необыкновенное лето», она с предельной ясностью увидела тех героев, тех молодых большевиков-саратовцев, которые делали революцию. Она вспомнила, как в 1919 году внук Чернышевского вышел в снежный февральский день из Дома-музея Чернышевского, созданного молодыми саратовскими большевиками, чтобы пойти на фронт гражданской войны защищать революцию.
— Так эстафета передается из поколения в поколение, — закончила Чернышевская свою речь.
Русская тема «Первых радостей» и «Необыкновенного лета» получила большое интернациональное звучание.
Интерес представляют высказывания литературного критика Вюрмсера во французском еженедельнике «Леттр франсез»: «На первый взгляд это может показаться поразительным, но судьба каждой справедливой и настоящей книги такова, что создается впечатление, что она появилась как раз вовремя… Я не знаю ни одного романа, который давал бы точную и такую живую картину „перехода“ — перехода от так называемой вечной России с ее славянской душой, нищетой, пьянством и обломовщиной — к России советской!.. Эта книга — провозвестник будущего… С народом — и в этом весь секрет победы, и тот факт, что цели партии и рабочего класса сочетаются с историческими целями страны, — этот факт правдив не только для России и не только для „Необыкновенного лета 1919 года“»[6].
В том же «Леттр франсез» говорится, что Кирилл Извеков — один из самых увлекательных героев, когда-либо созданных в романе. Статья заканчивается утверждением, что разговор о Кирилле Извекове — это разговор о том, каким должен быть настоящий человек.
Трилогия построена на чисто русском материале, но Федина продолжала волновать тема Запада, вернее, эта тема жила в нем и в процессе работы над тремя романами. Так, в автобиографии он пишет: «Я отошел сейчас в прозе от западной темы, но надеюсь к ней вернуться, чтобы восполнить известную недосказанность в моих прежних романах введением образа, возникшего во мне как плод знакомства с Роменом Ролланом. Многое открывается воображению, когда встречаешь, то при свете солнца, то в ночной тьме или унылых сумерках, писателей столь разных, как Ромен Роллан и Мартин Андерсен-Нексе, либо как Герберт Уэллс, Леонхард Франк или хотя бы Ганс Фаллада. Взгляды их свидетельствуют о великих противоречиях Запада, выражают его трагическую многоликость… Мне очень хотелось бы и я надеюсь написать книгу, состоящую из картин Запада и рассказывающую о моих зарубежных путешествиях и жизни за границей».
В эту книгу должны были войти впечатления Федина, увидевшего западные страны впервые еще до мировой войны 1914 года и затем сравнивающего их жизнь из десятилетия в десятилетие на протяжении более полувека.
Федин увидел бурно растущий мир освобожденных от капитализма народов. «Если бы мне удалось сказать об этих новых „городах и годах“, — пишет он в автобиографии, — хотя бы только то, чему я сам был свидетелем, я выполнил бы отчасти свою обязанность перед нашим временем, давшим мне так много». Начиная с 1950 года Федин посетил страны, которых прежде не знал, Чехословакию, Румынию, Венгрию, Англию с Шотландией, Бельгию, Финляндию, и такие, которые больше или меньше были ему известны по давним временам, Италию, Германию, Австрию, Польшу. Поездки были связаны с общественными задачами, и прежде всего — с международной борьбой в защиту мира.