Ж. ЯНОВСКАЯ
ПЕРВЫЕ
…Только для тех сохраним наше удивление, которые, опережая свою эпоху, имели славу предусматривать зарю грядущего дня, имели мужество приветствовать его приход.
ГЛАВА I
Большой пароход подходил к петербургской пристани. Вот уже показались вдали портовые сооружения, баржи и суда, стоящие на рейде.
Пассажиры высыпали на палубы. Здесь была самая разнообразная публика: русские и иностранные купцы, фабриканты, коммивояжеры, дипломаты, туристы. Всем хотелось быстрее попасть на берег. Но особенно не терпелось ступить на родную землю русским. Скоро, сейчас пароход подойдет к причалу!
Как вдруг что-то случилось. От берега отделился катер и на всех парах пошел к пароходу. С катера сигналили флажками.
Пароход стал сбавлять ход и вскоре совсем остановился. На катере видны были мундиры жандармов.
— Осчастливили прибытием, — негромко сказал плотный мужчина с бакенбардами. — Давно я не видел сих славных мужей.
— А что им надобно? — откликнулся сосед.
— Значит, ищут политического. Вот так едет, разговаривает, думаешь, честный человек, а на деле оказывается смутьян. Вы как полагаете? — спрашивает щупленький пожилой коммерсант у невысокого молодого человека с русой бородкой, смотревшего на подходивший катер.
— Совершенная истина, — отвечает молодой человек.
Катер причаливает к пароходу. Синие мундиры уже на палубе. Начинается обыск.
Молодой ротмистр с тонкими закрученными вверх усиками сегодня особенно зол. Проклятые пароходы из Лондона! Каждый раз их осматривают и ничего не находят. А герценовские листки появляются то тут, то там, словно сваливаются с неба.
Не далее как на прошлой неделе в библиотеке на Невском взяли молодчика, который вслух читал последний номер «Колокола». Где он мог его достать? Сам шеф жандармов князь Долгоруков вызывал к себе ротмистра и дал ему хороший нагоняй.
Ротмистр подходит то к одному, то к другому жандарму, приказывает тщательнее искать, сам везде смотрит. Жандармы роются в сундучках, вытряхивают чемоданы.
— О, майн готт! Я чесни челофек. Зашем это? — сердится какой-то немец.
— Как же, как же, пожалуйста, милости просим, — говорит щуплый коммивояжер, угодливо открывая большую картонную коробку. В коробке образцы разной галантереи — подтяжки, гребенки, галстуки, носки. — Это, изволите ли видеть… — пытается объяснить коммивояжер.
Ротмистр не слушает. Поворошил в коробке и отошел к молодому человеку с русой бородкой.
— Прошу открыть! — говорит он, указывая на чемодан.
Сверху в чемодане сорочки, белье, внизу несколько книг, но все дозволенные. Сбоку у стенки лежит сверток, тщательно упакованный в белую бумагу и перевязанный ленточкой.
— Что здесь? — спрашивает ротмистр.
— Это в некотором роде художественное произведение. Бюст того, кто всегда поражал наше воображение… Купил в антикварной лавке. Был удивлен сходством… Все же иностранный мастер. Но такое проникновение в характер… — объясняет молодой человек, доставая сверток.
Он развязывает ленточку, развертывает бумагу, синий коленкор, слои ваты. Пассажиры с любопытством поворачивают головы. Щуплый коммивояжер вытягивает тощую шею. Из-за спины ротмистра выглядывает жандарм.
Наконец снят последний слой — и из-под вороха оберток появляется гипсовая голова. Дородное лицо с пышными усами и бакенбардами холодно и надменно. Военный мундир с орденами. На плечах эполеты.
Все узнают покойного императора Николая I.
— Его императорское величество, — почтительно говорит жандарм и вытягивается в струнку.
— Как живой… — подобострастно шелестит коммивояжер.
— Хорошо поставить на письменном столе, — замечает еще кто-то.
Ротмистр взял бюст в руки, осмотрел со всех сторон и отдал. Молодой человек стал бережно завертывать покупку опять во все слои ваты и коленкора, обвязывать ленточкой.
«Видно, предан царю и отечеству. И теперь не все брандахлысты», — подумал жандармский офицер. Он еще раз окинул взглядом чемодан, постучал по дну — и пошел дальше.
Жандармы осматривают каюты, палубу, кубрики, трюм и даже кочегарку. Крамольной литературы нигде не обнаружено.
Капитан, довольный, что все обошлось благополучно, командует:
— Малый вперед!
Разрезая грудью волны, пароход, уже теперь беспрепятственно, направляется к берегу.
«Я иду-у!» — гудит он басом.
Толпа встречающих с нетерпением топчется на пристани. Вот уже можно различить лица, букеты цветов в руках. Кто-то машет платком, кричит, сложив ладони рупором.
Пароход подходит к причалу.
Молодой человек с русой бородкой одним из первых сбегает по трапу и смешивается с пестрой толпой на пристани.
Вечером молодой человек подошел к роскошному особняку на Галерной улице. Здесь жил известный петербургский богач Исаак Осипович Утин.
Двери отворил важный камердинер.
— Мне к Николаю, — сказал молодой человек.
— Как прикажете доложить?
— Скажите, Станислав.
Камердинер неодобрительно посмотрел на пришедшего. Ох, уж эта теперешняя молодежь! Никакой порядочности. Ни тебе фамилии не скажут, ни звания. То ли было раньше — пожалуйте визитную карточку с золотым обрезом!
Что-то ворча себе под нос, камердинер уходит. И почти тотчас же в двери показывается среднего роста худощавый юноша с высоким лбом и расчесанными на пробор густыми черными волосами. Бакенбарды, бородка, над полными губами небольшие, аккуратно подстриженные усы.
— Здравствуй, Коля!
— Стасик, друг! Проходи скорей! Как хорошо, что ты приехал! А мы тут сегодня собрались… — говорит Николай, как-то по-детски широко и чуть застенчиво улыбаясь. Карие глаза и все лицо его светятся радостью.
Обняв друга, он ведет его в свою комнату.
Сизый табачный дым плавает в воздухе. На столе, покрытом белоснежной скатертью, — самовар, тарелки с закусками. Кто-то сидит у стола, другие разбрелись по комнате. Артиллерийский офицер с крупными чертами лица и усами, опущенными вниз, стоя у окна, о чем-то спорит с высоким молодым человеком.
— Смотрите, кого я привел! — говорит Николай Утин.
— Ура, Волынский!
— Путешественник вернулся!
Гостя усаживают за стол, пододвигают к нему закуски.
Станислав здесь всех знает. Вот этот широкоплечий, статный молодой человек с открытым лбом и крутым подбородком — студент университета Евгений Михаэлис. Смелый и решительный, он всегда во главе всех студенческих дел. Рядом с ним тоненькая девушка с длинными косами, его сестра, Маша Михаэлис. А это братья Николай и Александр Серно-Соловьевичи, оба честные, прямые и бесстрашные. «Последний маркиз Поза», — сказал про Николая Герцен, узнав, что он однажды пробрался в сад к царю и смело подал записку о преобразовании России, составленную и подписанную им самим.
Там, у окна, полковник Артиллерийской академии Петр Лаврович Лавров, профессор, математик и философ. Он пользуется довернем и любовью у молодежи. Все знают, что в «Колоколе» часто появляются его корреспонденции, разоблачающие правительство. Возле него Александр Слепцов, умный и осторожный. Тут же его однофамилец, писатель Василий Слепцов, сотрудник журнала «Современник». Про него рассказывают, что он еще в ранней юности отличился дерзким поступком.
Когда в переполненной церкви дворянского института, где он воспитывался, все читали молитву «Верую во единого бога», он внезапно взошел на амвон и громко сказал: «А я не верую!» — за что был исключен из института и только из особой милости к отцу не предан суду.
Здесь еще две девушки — Наташа Корсини и Надя Суслова. У Наташи строгое лицо, темные глаза, черные блестящие волосы, подстриженные и собранные под сетку. Она — дочь известного архитектора. Надя совсем другая. Лицо у нее немного монгольское, широкоскулое, внимательные, с упряминкой серые глаза, вокруг головы темно-русые косы. Отец Нади в прошлом крепостной крестьянин, но Надя умна и начитана.