Когда на другой день утром студенты пришли к университету, он оказался закрытым.
Николай Гаврилович Чернышевский сидел за столом в своем кабинете. Он писал статью для «Современника». Мелкие, неразборчивые строчки быстро ложились на бумагу. Статью надо было непременно закончить сегодня.
Скрипнула дверь. Вошла жена, Ольга Сократовна.
— Там к тебе двое студентов.
— Пусть войдут.
Николай Гаврилович встал, пошел навстречу. Это, конечно, Евгений Михаэлис и Николай Утин. Представители университетской молодежи. Горячие, решительные, отважные. Такие, как они, сумеют постоять за общее дело. Но нужно им помочь. Он сам просил их держать его в курсе событий.
— Что нового? — спросил Николай Гаврилович, когда молодые люди уселись возле стола.
— Сегодня с утра университет закрыт. Студенты возбуждены, решили не подчиняться новым правилам. На завтра назначена сходка в университетском дворе.
— Я придаю самое серьезное значение студенческим волнениям, — сказал Николай Гаврилович. — Эти волнения могут стать началом великой бури. Дело только в том, чтобы суметь выступления молодежи соединить с выступлениями крестьян. Тогда движение обретет огромную силу.
— Наш комитет старается руководить выступлениями. Мы разделили всех студентов на кружки. Каждый кружок выбирает из своей среды наиболее влиятельного товарища. А мы потом собираем этих студентов на частных квартирах и обсуждаем наши дела, принимаем решения. И эти решения проводим на сходках.
— Как вы считаете, Николай Гаврилович, если завтра к нам на сходку опять не явится попечитель, может быть, пойти к нему на квартиру, не депутатам, а всем студентам?
— Что ж, мысль верная. Нужно твердо и настойчиво добиваться отмены новых правил. Но при этом сохраняйте спокойствие, дабы не дать повода к столкновениям. Ибо может быть и даже наверняка будет полиция.
Ранним утром 25 сентября к университету стали подходить студенты. Дверь в здание по-прежнему была закрыта. Кто-то попытался пройти с другого входа, но там стоял сторож и пропускал только начальство и преподавателей.
Студенты собрались на университетском дворе.
— Не дают пройти даже в библиотеку! Ведь библиотека наша. Мы покупали книги на свои деньги, — возмущался высокий черноволосый юноша.
— Все равно мы не будем получать их матрикулы, в которых изложены новые правила.
— Можно получить, а правила не выполнять.
— Так не выйдет! При получении надо расписаться в том, что будешь выполнять правила.
Евгений Михаэлис стоял, окруженный большой группой студентов. Он что-то говорил, но в задних рядах не было слышно.
— Громче, Женя!
— Влезай на ограду!
— А вон там в углу двора лестница, перетащим ее сюда!
Лестницу вмиг перебросили и приставили к стене недалеко от ворот. Михаэлис влез на лестницу.
— Господа! Я призываю всех вас к единству и стойкости. Новые правила мы ни в каком случае не должны выполнять. Нужно потребовать их отмены. Но с нами не хотят даже разговаривать. Ректор в отъезде, попечитель к нам не выходит. Если он не идет к нам, мы пойдем к нему. Мы проведем все спокойно и с достоинством. Даже если к нам будет применено насилие.
Через некоторое время студенты построились колонной и пошли по набережной. Их было много, около тысячи. Они шли спокойно, медленно. Длинная колонна растянулась чуть ли не на версту.
Перейдя мост, студенты вышли на Невский и направились к Владимирскому, к Колокольной улице, где была квартира попечителя.
День был солнечный. На улицах много гуляющей публики. Никто не понимал, в чем дело. Что это за процессия? Студенты университета? Но куда они идут? Это было невиданное зрелище. Первая демонстрация не только в Петербурге, но и в России. Борьба студентов вылилась из-за стен университета на улицу. Университетские события предавались гласности, становились достоянием столицы.
Люди сочувствовали. Многие присоединялись к шествию, особенно молодежь, слушатели других учебных заведений.
— Студенты академии и университета — братья! — крикнул какой-то студент Медико-хирургической академии, становясь в ряды.
В колонне замелькали фуражки гимназистов, мундиры офицеров, пелеринки девушек, кое-где куртки мастеровых. Из лавок выбегали приказчики, народ выглядывал из окон, толпился у ворот домов. Возбужденные французы-парикмахеры выскакивали из парикмахерских, восклицая:
— Revolution! Revolution!
Мальчишки бегали по улицам, крича:
— Бунт! Бунт!
Колонна приближалась к Садовой улице, когда появилась пешая и конная полиция. На рысях подскакал отряд жандармов. Полиция окружила колонну студентов справа и слева. Отряд жандармов расположился сзади.
— Лишние разойдись! — отгоняла народ полиция.
— Полиция лишняя! — крикнул кто-то из рядов демонстрантов.
Недалеко от Владимирского проспекта показались войска, рота стрелкового батальона. Солдаты шли сомкнутым строем на студентов.
— Это насилие! Не побоимся штыков!
— Спокойней! Они не посмеют стрелять!
В это время все увидели скачущего на дрожках попечителя. Он был перепуган.
— Я готов вас выслушать, но в стенах университета! Отправляйтесь обратно, я приеду!
Однако студенты не желали откладывать. Пусть в стенах университета, но сейчас же!
Попечитель вынужден был согласиться. Он слез с дрожек. В таком же порядке колонна направилась обратно. Впереди шел генерал Филипсон. По бокам — полиция. Сзади — жандармы.
Демонстранты запрудили университетский двор и набережную перед университетом. Все время подходил народ, подъезжали кареты, дрожки. Все хотели узнать, чем кончатся события.
Студенты выбрали депутатов, которых пропустили в университет для переговоров с попечителем. Депутатам была обещана неприкосновенность.
Попечитель говорил по-отечески ласково: не нужно студенческих выступлений, университет вскоре будет открыт, правила еще раз обсудят.
Но в эту ночь было арестовано около пятидесяти студентов, в том числе и депутаты.
ГЛАВА III
По обе стороны Литейного моста стоят два артиллерийских офицера. Они всматриваются в публику, проходящую мимо. Слушателей Артиллерийской и Медико-хирургической академий они останавливают.
— Мы просим вас пройти к университету. Там сегодня будет сходка. Наверно, дело не обойдется без полиции и солдат. Надо помочь студентам.
Артиллеристы и медики поворачивают на Васильевский остров. Конечно, нужно помочь. Они все — члены единой студенческой семьи.
Двор университета снова полон. Бушуют страсти. Поленница дров служит трибуной.
— Они потеряли всякий стыд и благородство! Как они смели дать слово о неприкосновенности и потом арестовать наших депутатов!
— У нас нет зачинщиков, мы все заодно!
Профессор Артиллерийской академии Петр Лаврович Лавров здесь же, среди студентов. Это он накануне у себя на квартире собрал своих учеников-артиллеристов и просил их поддержать студентов университета.
— Обратимся к министру! Если он сколько-нибудь человек, пусть примет меры.
Тут же, на перевернутой бочке подписывали письмо министру.
К университету стянуты отряды полиции. На набережной, вплотную к зданию, построен батальон Финляндского полка.
— Друзья, будем тверды! Дело идет о спасении наших товарищей!
— Мы не дрогнем! Но женщинам лучше удалиться. Это представление не для них!
Женщин здесь немного. Их убеждают покинуть университетский двор. Но они не соглашаются. Они хотят быть со всеми до конца.
В воротах показалась полиция. Конные жандармы въехали во двор.
— Приказываю разойтись! Даю вам полчаса сроку! — крикнул жандармский офицер.