— Завод Лесснера, Нобеля, — говорит кто-то с места.
— Патронный завод, «Феникс» на Выборгской стороне, — добавляет еще кто-то.
— Вот видите! И в России развивается промышленность. Мы не можем не замечать этого факта. А как живут рабочие? Ужасно. Все мы помним книгу Флеровского «Положение рабочего класса в России», которую недавно читали вслух в этом же зале. Какой мы видим выход? Нужно организовывать рабочих, подготавливать их политически…
— Все-таки крестьян в стране большинство, и нужно думать прежде всего о крестьянах, — вставляет белокурый молодой человек. — Общину укреплять — вот что!
— О крестьянах мы думаем и будем думать. В деревнях нужно вести пропаганду. И укреплять общину. Но и в городе мы должны работать.
Встает молодой рабочий.
— Я здесь слушал господина студента. Он не признает нас, рабочих. Что ж! Значит, плохо еще всматривается в то, что делается вокруг. И на фабриках, видно, никогда не бывал. Пусть придет хоть к нам, на фабрику Торнтона. Сколько мы работаем? С пяти утра до восьми вечера. А сколько за это получаем? Семьдесят копеек. Наши жены и дети мучаются на фабрике рядом с нами. От хлопковой пыли ничего не видно, дышать нечем. Глохнем от грохота машин. Жара такая… Да что говорить! Пусть зайдет в наши бараки. Нар настроено в три этажа, да еще спят на полу под нарами. А за каждую вину и не вину получай штраф или битье плетью. Хорошо живем?
Рабочий говорил просто, уверенно. Чуть прищуренные серые глаза его смотрели спокойно. Ладонью руки он иногда рубил воздух, как бы ставя после фраз точки.
— Была стачка и будут еще. Правильно здесь сказали, надо всем вместе, гамузом. Так-то, может, что и получится, — закончил он.
После рабочего говорили другие. О том, что интеллигенция является неоплатным должником народа. Веками за счет народа учились, приобщались к культуре. Пора оплачивать долг. Все силы отдать на освобождение народа. Если нужно — бросать университеты и идти на фабрики, заводы, в деревни, чтобы готовить народ к великой битве.
Некоторые стояли на бакунинских позициях — народ нечему учить, надо немедленно призывать к восстанию.
Выступили все, кто присутствовал на собрании. Равнодушных не было.
Бартенева слушала и удивлялась. Удивлялась тому, как говорят рабочие. Там, в Женеве, она привыкла, что они могут выступать не хуже людей интеллигентных. Но здесь, в России… Еще совсем недавно это были забитые люди. А теперь… Они говорят так разумно, с такой страстностью, рассуждают о классовой борьбе, о коллективизме… Это ли не показатель силы пролетариата! Их учит сама жизнь. А если к тому же пропаганда…
Бартенева выступила еще раз.
— Маркс писал нам о том, что наша страна тоже начинает участвовать в общем движении века. Это очень верно. Это видно из сегодняшних высказываний. Русская секция придает большое значение пропаганде в деревне. Мы считаем, что земля — общее достояние человечества и должна принадлежать всем. Но нельзя не видеть рабочих, пролетариата. Пролетариат растет. Пролетариат на Западе уже сила. Мы должны помочь нашим рабочим стать тоже силой. И войти в Интернационал. Только так мы сможем сбросить царизм.
Собрание закончилось поздно. Расходились по двое, по одному. Натансон пошел провожать Екатерину Григорьевну.
Было темно и влажно после только что прошедшего дождя. Ноги мягко ступали по прибитой пыли.
Натансон стал вполголоса рассказывать Бартеневой о том, как они организуют студенческие библиотеки, как достают по дешевым ценам книги.
— Думаем открыть свое издательство. Не знаем, выйдет ли. Положим, денег мы наскребем. Но за последнее время нас сильно тревожат. Некоторые книги конфискованы и сожжены.
— Хорошо было бы еще получить «Народное дело», — шепотом сказал Натансон. — Уж мы спрячем его так… Оно нужно для пропаганды здесь, в Петербурге, и чтобы разослать в другие города.
— «Народное дело», если все обойдется благополучно, мы скоро будем иметь еще. А собираете ли вы сведения о рабочих? — спросила Бартенева. — Необходимо изучать жизнь рабочих, знать факты. Это поможет при беседах, в статьях, которые мы ждем от вас для «Народного дела». И надо начать подбирать людей для создания секции Интернационала.
Они условились о новой встрече. И о том, что Натансон подыщет Бартеневой надежную и удобную комнату.
В Париже над Жакларами сгущались тучи. В июле 1870 года правительством был возбужден процесс против многих членов Интернационала. Их обвиняли в заговоре с целью ниспровержения империи. Жаклар был в числе привлеченных к процессу. Ему снова грозила тюрьма.
— Виктор, надо бежать из Парижа и как можно скорее, — говорит Анюта.
Виктор молчит. Он не хочет покидать родину. Но Анюта настаивает.
— Ты должен сохранить себя. Твоя жизнь нужна не только мне. Поедем в Швейцарию. Так будет разумнее.
Да, так разумнее. То же самое ему сказали в секции Интернационала. В конце концов Виктор согласился.
Жаклары быстро собрались и уехали в Женеву.
И вот Анюта снова в этих краях, где она увлекалась Сен-Симоном и Фурье, где она впервые услышала «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Теперь Анюта уже многому научилась, читала Маркса, старалась разобраться в политической экономии.
Анюта стоит на мостике через Рону, у самого выхода ее из Женевского озера. Струи Роны такие же хрустальные, и зеркально ясно огромное озеро. Оно искрится под солнцем и переливается нежными красками. Близко, у самого берега, светло-голубая полоса, потом она переходит в изумрудно-зеленую, и дальше необъятная синяя ширь где-то там, на горизонте, незаметно сливается с небом.
Отсюда Анюта видит свой любимый островок, окруженный зеленой завесой плакучих ив. Она обязательно пойдет туда. Но сейчас она спешит.
Вчера сразу по приезде Анюта побывала у своих друзей, видела Утиных, Лизу Томановскую Они все очень дружны. Они живут одними помыслами, одним дыханием. Они хотят сказать России свое слово, чтобы уберечь ее от бакунинских авантюр и показать правильный путь. У них много дела.
Николай Утин просил Анюту зайти в их типографию.
Она поднимается по ступеням и входит в узкую комнату. Какая знакомая, родная обстановка! Здесь такие же наборные кассы.
У кассы стоит высокий светловолосый человек. На звук шагов он обернулся.
— Здравствуйте. Вы Анна Васильевна Жаклар? Мне о вас говорили. Разрешите представиться — Александр Данилович Трусов.
Анюта протягивает руку.
Вскоре из другой комнаты входит Утин.
— Как я рад, что вы пришли. Помогите нам в работе, Анна Васильевна. Надо срочно отпечатать «Народное дело». Его ждут в России. И как раз есть возможность отправить. Нас выручает один моряк, надежный товарищ. Он увезет «Народное дело» в трюме, в бочке из-под сельди. Наверно, никому в голову не придет, что вместо законных обитателей в бочке поселились незаконные, да еще в буквальном смысле. Мы их постараемся набить так же плотно. Одним словом, будут «как сельди в бочке», — смеется Николай Исаакович.
— Я с удовольствием помогу.
Анюта становится на место Трусова, а Александр Данилович уходит по каким-то неотложным делам.
На другой день набор закончен.
— Вы очень нас выручили, — говорит Николай Исаакович. — Но есть еще одна большая просьба к вам. Вы хорошо знаете иностранные языки и владеете слогом. Нам нужно перевести некоторые брошюры Маркса для «Библиотеки Международного товарищества рабочих». Мы задумали ее издавать как приложение к «Народному делу».
— Хорошо. Я постараюсь перевести.
— Спасибо! Анна Васильевна, еще об одном я хотел с вами переговорить. Мы все вас хорошо знаем и будем рады, если вы станете членом нашей семьи.