Пушки остались на Монмартре. Их не смогли отнять и в других рабочих районах, в Бельвиле, Батиньоле. Пушки, которые действительно были сделаны на деньги, собранные народом, когда враг подступал к Парижу, остались у народа. А офицеры, приказывавшие стрелять в народ, были арестованы.
Это произошло 18 марта 1871 года. Так началась революция в Париже.
В этот день Национальная гвардия, армия народа, двинулась к центру, заняла правительственные учреждения, казармы, вокзалы. Над Ратушей взвился красный флаг.
«Парижские пролетарии, видя несостоятельность и измену господствующих классов, поняли, что для них пробил час, когда они должны спасти положение, взяв в свои руки управление общественными делами… Они поняли, что на них возложен этот повелительный долг, что им принадлежит неоспоримое право стать господами собственной судьбы, взяв в свои руки правительственную власть», — писал Центральный Комитет Национальной гвардии в своем манифесте 18 марта.
Буржуазное правительство Тьера в страхе бежало в Версаль. А через несколько дней, 26 марта, народ избрал свое правительство.
28 марта на Гревской площади, перед Ратушей — море людей. Под барабанный бой выстраиваются батальоны национальных гвардейцев со знаменами, украшенными фригийским колпаком — символом свободы. На ружьях — красная бахрома, на штыках — алые ленточки. Рядом с гвардейцами — рабочие в синих блузах, ремесленники, мелкие лавочники, женщины, дети. У всех в петлицах гвоздики, красные розетки. Народу так много, что не вмещает площадь. Люди заполнили набережные Сены, улицы Риволи, Севастопольский бульвар.
У центрального входа в Ратушу — возвышение. Здесь, на фоне кумачовых знамен, статуя Французской Республики. Величавая женщина с алой лентой через плечо.
Под торжественные звуки «Марсельезы» на возвышение поднимаются опоясанные красными шарфами члены Парижской коммуны. За них голосовал народ.
С трибуны прочитан список избранных.
— Да здравствует Республика!
— Да здравствует Коммуна! — вырывается из тысяч уст.
В воздух летят шапки. Гвардейцы машут своими федератками, надетыми на штыки. Из окон, с крыш, с балконов тянутся сотни рук, бросают цветы. Гремят пушки, бьют барабаны. Победно звучат фанфары.
Именем народа Коммуна провозглашена.
У многих на глазах слезы. То, о чем они мечтали, о чем говорили на собраниях Интернационала, за что боролись во время стачек, свершилось. Отныне власть принадлежит народу. Создано первое в мире рабочее правительство. Долой нищенскую жизнь, эксплуатацию человека человеком! На их знамени будет написано: «Свобода, равенство и братство».
Веселые звуки «Карманьолы» разносятся по площади. То тут, то там вспыхивает песня.
Черноволосая цветочница пустилась в пляс. Люди отодвигаются, образуют круг. Молодой мастеровой подмигнул цветочнице и, подбоченясь, пошел рядом. И вот уже танцует седоусый рабочий и старая женщина с красными руками прачки.
Песня перекинулась дальше:
Поют и танцуют уже по всей площади. Французы любят петь и плясать. Разрушив Бастилию, они на ее обломках водрузили гордую и дерзкую надпись: «Здесь танцуют!»
Анюта вместе с Андре Лео стоит недалеко от трибуны. Сегодня исполнилось то, за что боролась она со своими друзьями, за что сидел в тюрьме ее муж. Сейчас он — начальник войск Монмартра, член Центрального Комитета Национальной гвардии. Это он во главе своих гвардейцев арестовал тогда генерала. И Анюта вместе со всеми отвоевывала пушки. Теперь, хотя еще очень трудно, под стенами Парижа стоят пруссаки, из Версаля угрожает правительство Тьера, они верят: Коммуна победит!
Но нельзя терять ни дня, ни часа. Предстоит так много работы. Все нужно перестраивать заново. Вот когда женщины сумеют себя показать. Везде, и в самых трудных делах, они постараются быть рядом с мужчинами.
Прямо с площади Андре Лео и Анюта спешат на женское собрание, в церковь св. Петра на Монмартре.
По узкой лесенке подруги поднимаются на Монмартр. Монмартр — район рабочих и поэтов. Здесь на холмах, в самой высокой части Парижа, в комнатушках, в подвалах ютятся каменщики, слесари, столяры, а рядом с ними, на чердаках и мансардах, живут начинающие художники, литераторы. И хотя почти никогда ни у кого нет денег, народ здесь веселый, неунывающий.
Богатый буржуазный Париж боится и недолюбливает жителей Монмартра. Стоит бросить клич: «Монмартр спускается вниз!» — как все, побросав лавки и склады, испуганно прячутся по домам, закрывая двери и ставни.
Никогда еще церковь св. Петра не видела столько народа. Уже заполнены все скамьи внизу и на хорах, а женщины все идут и идут, многие с детьми.
На кафедре, где обычно читал проповедь священник, водружено красное знамя. По стенам, рядом со статуями святых, развешаны плакаты: «Да здравствует Коммуна!», «Пусть церковь не мешает строить новую жизнь!», «Женщины, отстоим Коммуну от врагов!». Церковный орган вместо молитвенных гимнов неожиданно грянул «Марсельезу».
На трибуне учительница Луиза Мишель, «красная дева Монмартра», как ее называет Париж.
— Гражданки свободной Франции! Вчера свершилось небывалое в истории событие: трудовой народ установил свою власть. У нас с вами теперь много дела. От начала до конца все нужно строить заново. Мы…
В это время в дверях послышался шум.
— Попался, бандит!
— Вор!
Женщины выталкивают на середину невысокого, с толстой физиономией лавочника.
— Говори, мерзавец, что ты сейчас делал?
— Я, ничего… — лепечет лавочник.
— Врешь! Поджигал свою лавку, чтобы не досталась народу!
— Мало ты с нас крови высосал! Почем продавал муку, а ну-ка вспомни! — раздаются гневные возгласы.
— К стенке его!
Лавочника хватают.
— Подождите! — говорит Луиза. — Мы его предадим революционному суду. Жаннета, Люсиль, Мари, ведите его в трибунал!
Трое женщин уводят лавочника. Однако шум не утихает. Женщины возбуждены.
— Надо переловить всех лавочников! Это враги!
— И попов тоже!
— Кто хочет сказать — выходите сюда, — говорит Луиза Мишель.
— Иди, Катрин, иди, — подталкивают подруги женщину, кричавшую с места. — Выйди и скажи.
— А что ж, и скажу! — Она выходит вперед. — Я хочу сказать: кто у нас сосет всю жизнь кровь? Буржуа. Кто взвинтил цены на продукты в Париже? Буржуа. Они живут в хоромах, а мы в лачугах. Прогнать надо буржуа, а их богатства отдать народу.
— Молодец, Катрин, правильно!
— А я вот что скажу, — встает другая женщина с грудным ребенком на руках.
— Давай сюда малыша, — соседка забирает ребенка.
Женщина идет к трибуне.
— Попы тоже тунеядцы, — говорит она. — Они только голову морочат своими сказками. Надо церкви превратить в мастерские, и пусть буржуа и попы работают вместе со всеми.
— Верно! Долой попов!
Анна Жаклар тоже хочет поделиться своими мыслями.
— Гражданки француженки! Я русская. Но то, что здесь произошло, в Париже, касается не только французов. Коммуна дорога и русским, и полякам, и другим народам. Она — первая искра пожара, который может загореться во всех странах. Я призываю женщин наравне с мужчинами бороться за нашу Коммуну!
Анюта говорит горячо и страстно.
Гром рукоплесканий раздается в ответ.
— Виват русской!
— Да здравствует Коммуна во всем мире!