– Да, что-то есть… Так, осторожно снимаем… Нирта, поднимите руки.
Попыталась выполнить указание. В спине сильно кольнуло, и я зашипела, как рассерженная вилья. Уш-ш-ш! Р-раз! Железная сетка осталась у девушек в руках. Уже легче.
– О-о-о.
– Что там, Эна, – заёрзала я на табуретке.
– Да не волнуйтесь, нирта, я сейчас. Ранка совсем крохотная, надо её смазать, и всё.
Что-то мне её речь напомнила обнадёживающее: "Не волнуйтесь, больной, это – рак, пройдёт". Чтобы отогнать тягостные мысли, я положила локти на колени, склонила голову на грудь и попыталась расслабиться… задремав самым бессовестным образом.
– О-о-у-у! – взвыла я спросонья.
Да что ж это такое!
– Есть! – довольно воскликнула Эна, за спиной звякнуло железом по железу, – Теперь всё снимаем. Быстро!
С меня сдёрнули кожаную рубаху, стегач… кажется так в народе называется эта фуфайка… рубашку…
– Мать честна?я! – воскликнула Фэра.
– Вы это… не волнуйтесь, нирта, – дрогнул голосок Эны, – Гэва зажимай рану. Я сейчас.
– Куда это ты? – окликнула девушку моя майор-дама.
– Отвар надо приготовить.
– Ты ж принесла?
– Другой надо, обезболивающий. Как я шить,… – она осеклась, бросив быстрый взгляд на меня, – В общем – надо.
– Что ж раньше не подумала? – проворчала Фэра.
– А я видела что ль?! Лучше спину протрите, – огрызнулась служанка, скрываясь из глаз.
– Действительно, что ж мы стоим, приступай, Гэва, – засуетилась за моей спиной матрона.
– А кто рану будет держать, – надавила она посильнее, отчего я поневоле зашипела, – да не получится у меня.
– Разве ты мужу ран не мыла?
– Так то муж, а это – нирта.
– Ну ладно, я сама. Держи её покрепче!
Моё правое предплечье сдавили, будто клещами.
– Больно! – зашипела я.
Хватка тут же ослабла.
– Ничего, Ола, – приговаривала Фэра, – сейчас разведём водичку потеплее, добавим отвар…
И так далее, комментируя свои действия. Её голос убаюкивал. Наверное, я бы снова задремала, если бы боль не дёргала каждый раз, когда тряпка касалась раны и тянула кожу. Приходилось терпеть, стиснув зубы, лишь изредка шипя или сопя. Не, ну больно всё-таки!
Рука моей майор-дамы опустилась ниже. Рану дёргать перестало, зато по спине вниз устремились тонкие струйки воды. По копчику и дальше… Неуютно знаете ли. Случайно коснулась колена и тут же отдёрнула руку. Они были все измазаны не успевшей засохнуть кровью. Наверно придётся выбросить.
Не заметила, как вошла Эна, что-то упорно пряча за спину. И чё это они со мной ещё хотят сотворить? Аж мороз по коже. Моя младшая служанка завозилась сзади с какими-то железками. Спине стало ещё холоднее.
– Выпейте, нирта, – девушка сунула мне под нос какую-то гадость.
Мерзопакостное оказалось пойло и на запах, и на вкус. Дрянь какая.
– Сейчас мы ранку обработаем, придётся потерпеть.
– Уй!
Я аж подпрыгнула. Предупреждать же надо! В многострадальную часть моего тела, будто раскалённой кочергой ткнули. Затем из огня кинуло в полымя. Потом Эна вроде бы касалась раны, но я ничего не чувствовала. А, может, вступило в действие дурманящее зелье, что выпила перед этим, потому что перед глазами всё помутилось.
Помню только обрывки фраз:
– …Ты что ей дала? Она же едва жива, – напустилась Фэра на Эну.
– Не рассчитала малость, – откликнулась та.
– Доза, небось, на взрослого мужика.
– Даже чуть больше.
– Куда такую? Нарга свалить можно.
– Он и от меньшей упадёт. А нирта до сих пор в сознании, вон вокруг неё что-то шевелится и клубится. Вам то что, а мне сначала голову оторвут, а потом будут разбираться…
Эна говорила что-то ещё, но я, похоже, уже отключилась.
Следующий раз я вынырнула из мутной пелены забытья, когда пришлось нагнуться над лоханью. Женщины мыли мне волосы. Самой мне с этим было уже не справиться. Без посторонней помощи на ногах не могла стоять.
Потом я очнулась сидя в этой деревянной "ванне", судорожно пытаясь вцепиться в борта, но руки соскальзывали.
Да, и ещё, взгляд зацепился за какую-то железку на подносе.
– Что это? – прохрипела не узнавая собственного голоса. Хотела указать рукой, но та не поднималась.
– Да, это,… – замялась Эна, – обломок копья.
– Его выдернули у вас из спины, – подхватила Гэва.
Ну ни х… ж себе! Мне он показался таким же длинным и широким, как зусульское копьё Хэры. Зрение окончательно перестало повиноваться, как и слух, но то, что остальные женщины дружно накинулись на мою старшую служанку, шипя, как дикие кошки, я уловила.
Последний проблеск сознания, когда меня вымытую и вытертую укладывают в постель. А что на голове накручено? Понятно – полотенце. Ну и фиг с ним. Спать! Спать! Спать! Красота-а-а-ау-у-ы.
Окончательно очнулась я лишь на пятый день. Нет, как-то не верится, что всё это время провалялась пластом. Вроде ела, пила и… наоборот. В общем, вы поняли… Но вот, убей меня, – ничегошеньки не помню. Прям какой-то провал в памяти. Будто всё с диска стёрли и отформатировали.
Новый отсчёт времени начинается лишь с пятого… э-э, нет, шестого дня после побоища… Или седьмого? Нет, точно шестого. Когда ни свет ни заря ко мне припёрся эльфийский владыка.
Лаэрииллиэн Эрвендилтоллион сел на стул и угрюмо уставился на меня. В воздухе повисла мёртвая тишина. А чевой-то он такой смурной? Порылась в разбитых вдребезги осколках памяти. О-о-о! Я ж накануне его послала. Надеюсь, достаточно вежливо, раз мне голову не оторвали и в футбол ею не сыграли. И чего он сейчас выжидает? Ждёт извинений? Фигушки, не дождётся! Уж ему ли с его возрастом не знать, что не следует приставать к одурманенной женщине. Тем более, если у неё что-то болит.
– Нирта, вы ничего не хотите мне сказать? – нарушил тишину владыка.
– Не-е-ет, – невинно захлопала я глазками.
– И что произошло позавчера, вы, конечно, не помните?
– Не-е-е, – замотала я головой, уйдя в полную несознанку.
– Значит, и извиняться не будете?
– Ну почему же, если я сказала, что-то в беспамятстве, прошу меня простить.
Эльф только хмыкнул
– И вообще, лаэр Эрвенд, как вам не стыдно?!
– Мне?!
– Конечно. Приставать к женщине, когда она не при памяти, всё равно, что иметь дело с… чуть не брякнула "динамитом"… взрывчаткой, которая так понравилась Ниллимарону.
– Ладно, Ола, – усмехнулся владыка, – будем считать, извинения приняты, у нас без того много дел…
Их действительно оказалось невпроворот. И всё – табиры, табиры и ещё раз табиры. Оказывается в плен мы взяли не полсотни степняков, как я считала, а чуть ли не три. Ну, немногим меньше. Раненые, старики, женщины, дети. В основном из родов Дешторр, который возглавлял сам Деширмач-лаим, и Ялларйем. Похоже, подчинённые братьям кочевники слишком понадеялись на отвагу и удаль своих предводителей. Остальные то три рода почти полностью сбежали, за исключением раненых и их семей, до которых никому не было дела. Ещё один табирский закон: "спасение утопающих – дело рук самих утопающих". Не успел сбежать – покорись судьбе.
Нет, и что теперь делать с такой тьмой тьмущей кочевников?
– И где они все обретаются?
Блин! Одних ойлонцев оказалось под шесть сотен. Со всеми отбитыми ранеными, женщинами… и так далее. Такой прорве народа при всём желании внутри замка не поместиться.
– Стали станом на Поле Мёртвых.
– Что?
– Так теперь народ обзывает место битвы с табирами. А ойлонцы, те кочуют чуть ли не до самой крепости.
– А как же орда, их же всех перебьют?
– Вы ничего не знаете?
– Что не знаю?
– И никто не сказал?
– Да вы что, издеваетесь?!
Кто не сказал? Чего не сказал?
– Мне сперва показалось, что вы мне голову морочите. Ола, вы правда ничего не помните и не знаете?
– О-о-о, – простонала я, закатив глаза.
– Табиры ушли.
– Что?!
– Орды больше нет, она ушла. И Тархурабан, и Аш-Кийшарр. Один ушёл к имперской границе и там переправился на другой берег, второй – через остров. Интересное у них там вышло дело…