Гийма последовала за ним. Как здесь тепло! В топке полыхал огонь, время от времени из котла со свистом вырывался пар, обдавая лицо жаром. Этот жар, казалось Гийме, исходил от самого Баты.
…Море было спокойно. Пенистые волны одна за другой набегали на берег и откатывались, шурша галькой. Под встающим над морем огромным диском солнца дрожали в воздухе миражи, на воде плясали солнечные зайчики. Парохода не было видно… Наполнив ведро водой, Гийма пошла обратно.
Вспомнив ту ночь, Гийма тяжело и горько вздохнула. С того времени прошло много-много дней, но Бату она больше ни разу не видела. Наступила осень. Ночи стали прохладными. Подножие горы Долон-Ула до полудня было окутано легкой дымкой тумана, а вершина была постоянно закрыта облаками. Стаи журавлей на берегу реки Ханх начали готовиться к отлету. Гийма любила следить за их шумными хлопотами. Вот недавно оперившийся журавленок, оторвавшись от стаи, планирует к земле, а его мать снова и снова учит несмышленыша премудростям дальнего перелета. Как и журавлям, Гийме пришла пора собираться в путь-дорогу, на учебу. Но на душе у нее было неспокойно. Сама того не замечая, она то и дело оказывалась на берегу моря и, увидев пароход, радовалась как ребенок…
Однажды вечером в клуб водников приехали артисты из города. Такое случалось не часто, и Гийма решила пойти на концерт. Отец, сославшись на усталость, остался дома. Гийма купила билет, заняла свое место и только тут заметила на соседнем стуле Бату. Он поздоровался с ней и, взяв ее за руку, спросил:
— Ну, Гийма, как дела?
— Хорошо, — ответила девушка дрогнувшим голосом. Она была смущена и обрадована этой неожиданной встречей. Бата же сидел с невозмутимым видом. На нем были синяя в полоску рубашка, черные брюки и туфли. Он посмотрел на Гийму смеющимися глазами. В этот миг в зале погас свет, и коричневый бархатный занавес медленно раздвинулся.
После концерта был вечер танцев. Длинные ряды стульев поставили вдоль стен, молодой врач сомонной больницы взял в руки баян — музыка и веселье наполнили зал. Бата пригласил на танец Гийму. Он умело вел ее между другими танцующими парами. Если бы не было поздно и не объявили о конце вечера, Гийма, наверное, могла бы танцевать до утра.
Люди высыпали наружу. Бата предложил Гийме проводить ее до дома. Над морем висела луна, освещая все кругом сказочным белым светом. Поселок мирно дремал, вдалеке слышалось ржание лошадей. Бата взял девушку под руку, и они пошли по тропе, тянувшейся вдоль берега.
— Вечер, кажется, удался на славу, — сказал Бата.
— Да, все было замечательно! — подхватила Гийма.
На землю опустилась ночная прохлада, в спину дул холодный ветер. Капельки росы на траве серебрились в свете луны. Морские волны с тихим шелестом взбегали на берег.
— Помнишь, как красиво было той ночью? — нарушил молчание Бата. — Сколько ни плаваю, все не надоедает любоваться ночным морем.
— Эта ночь прекраснее той, — сказала Гийма, слегка дрожа от холода.
Миновали последние домики поселка, склад горючего. У причала темнели баржи для перевозки бензина; было слышно, как покашливает сторож. Гийма ничего не замечала — ведь ее провожал Бата. Ей было приятно идти вот так, рядом с ним, ощущая поддержку его сильной руки.
Когда они остановились у высокой сосны возле дома Гиймы, Бата вдруг обнял ее. От неожиданности у нее перехватило дыхание. Бата, приблизив к лицу девушки свое лицо, посмотрел ей прямо в глаза и тут, словно вспомнив о чем-то, глубоко вздохнул и тихо произнес:
— До свидания, Гийма.
— До свидания, — машинально ответила она.
Бата убрал руки с ее плеч и еще раз вздохнул:
— Прости меня, Гийма. Я тебе потом… потом все скажу… — И, не договорив, зашагал в обратную сторону. Гийма долго смотрела ему вслед, а затем медленно пошла к дому.
Все это произошло несколько дней назад. И все эти дни Гийма думала о том, что хотел сказать ей Бата. Она в душе была уверена, что его слова совпадут с ее сокровенными ожиданиями, хранимыми в глубине сердца…
Море по-прежнему было спокойно. Гийма занесла ведро с водой в дом и через некоторое время, выйдя обратно, у самого горизонта увидела поднимавшийся вверх дымок парохода.
«Сегодня он обязательно придет. И скажет мне то, что хотел сказать…» — радостно подумала Гийма. До полудня, когда должен был прийти пароход, она не могла найти себе места, и что бы ни делала, все валилось из рук. После десяти часов стало пасмурно, вершины дальних гор скрылись в облаках. Пароход наконец приблизился к берегу, подошел к складу горючего, оставил там баржу и, трижды издав сиплый гудок, медленно двинулся в сторону пристани. Гийма не выдержала и побежала туда. От быстрого бега сердце девушки забилось учащенно, от встречного ветра заслезились глаза. Возле клуба водников она немного перевела дыхание и со всех ног бросилась бежать дальше. На пристани Гийма была, когда пароход уже бросил якорь и пришвартовался. Она встала в сторонке и наблюдала, как люди один за другим сходили с парохода. Баты не было видно. Прошли женщины с детьми на руках, несколько человек с чемоданами, двое с фотоаппаратами на боку, судя по виду — корреспонденты… Вскоре людской поток иссяк. И вдруг Гийма заметила еще одного человека, шедшего вдоль кормы. Он нес на руках ребенка и весело переговаривался с шедшей рядом невысокой, худенькой женщиной. Лицо годовалого крепыша было копией Баты… Гийма бросилась назад. Она бежала, закрыв лицо руками, подобно человеку, совершившему постыдный проступок. На море поднялся ветер, пенистые волны сердито бились о берег…