Скорее всего, благодаря большой практике и ещё тому, что других вариантов не было, я довольно быстро приспособилась почти ко всем местным лингвистическим изыскам, мысленно проассоциировав для себя с привычными терминами. В результате, многие русские слова приобрели два, а то и больше чётко разграниченных смысла, например, «человек» как разумное существо, «человек» как представитель какого-либо отдельного разумного вида, и «человек» как представитель вида Homo sapiens; или «идти» — перемещаться, «идти» — перемещаться по твёрдой горизонтальной поверхности и «идти» — перемещаться с помощью ног; «вы» — множественное число от «ты», «вы» — представители одного вида, «вы» — представители одной профессии и так далее.
За время, потраченное на изучение языка, я полностью поправилась. По крайней мере, и зрение восстановилось в полном объёме, а может и ещё лучше, и никакого дискомфорта в организме не ощущалось. Самым удивительным событием во время лечения оказалось смена зубов на новые. Старые просто выпали, как молочные, и под ними оказались молодые и здоровые. Да и внешне, судя по отражению в зеркале, я сбросила добрых десять лет.
Но даже теперь, когда я более или менее понимала местную речь и могла объясняться, информационный голод не исчез. Медперсонал не желал поддерживать разговоры ни о месте, в котором я оказалась, ни о своей расе или виде, ни о том, что ждет меня дальше. Но, хотя дальнейшая судьба оставалась под большим вопросом, это не вызывало никакого беспокойства. Вряд ли кто-то тратил бы столько времени и усилий для того, чтобы поправить здоровье существа, которое в дальнейшем собирается убить. Да и вообще, вся жизнь в больнице протекала под эгидой умиротворения и без стрессов. Это само по себе настолько для меня нехарактерно, что возникло подозрение, а не кормят ли меня сильным успокоительным. Но, во-первых, и эти мысли не вызывали негатива (даже если кормят, что в этом такого?), а, во-вторых, хотя ни тревоги, ни страха не ощущалось, заторможённости и сонливости я также не испытывала.
Окно же оказалось обманкой, на самом деле представляя собой ни что иное, как неглубокую нишу в стене. А ведь и картинка натуралистичная, и свежий воздух попадает, и звуки, и даже запахи… Примерно через месяц выяснилось, что заставку можно менять, выбирая из двух десятков стандартных. Так что порой за окном бушевало штормовое море, разбиваясь брызгами о скалистый берег, в другое время там виднелся пляж и спокойная вода; можно было оказаться в заснежённом редколесье, пустыне, холмистых лугах и даже высоко в небе.
День перемен
В один из дней, сразу после завтрака, меня вызвали на осмотр, что нарушало привычный, почти никогда не меняющийся распорядок. Кроме уже знакомого врача, в кабинете присутствовали ещё трое, из-за которых, судя по всему, и произошёл вызов во внеурочное время.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила одна из двух незнакомок, жестом предлагая садиться.
— Очень хорошо.
— У тебя возникают иногда подозрения в чужеродности возникающих мыслей?
— Нет.
— Бывают ли, когда ты в одиночестве, ощущение чужого присутствия где-то рядом или даже внутри тебя?
А вот на этот вопрос я не смогла ответить отрицательно.
— Иногда да, но не внутри, а вовне и обычно только если нет уверенности, что рядом никого нет.
Врачи переглянулись.
— Расскажи подробнее, в каких ситуациях это происходит.
— На прогулке, например, иногда кажется, что кто-то идёт сзади. Или, если в палату дверь не закрыта, может создаться впечатление, что в коридоре кто-то есть.
Одна из женщин слегка нахмурилась, сосредоточено меня изучая.
— Можешь ли ты избавиться от этих ощущений и если да, то как?
Я улыбнулась.
— Да, могу, и очень просто. На улице достаточно оглянуться, в худшем случае, оглядеться, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. А в комнате — выглянуть в коридор, а потом закрыть дверь. Это почти всегда помогает, и необоснованные подозрения уходят. Ну, или я убеждаюсь, что не такие уж они и необоснованные.
— Это в каком случае? — недоуменно поинтересовалась аборигенка.
— Если там действительно кто-то есть.
Врач облегчённо вздохнула и сделала жест, предлагая другим продолжить опрос.
— Не совершает ли тело непроизвольных движений?
— Конечно совершает, — все трое встрепенулись. — Например, если глубоко вдохнуть и не дышать, в конце концов выдохнется само. Или если вытянуть руку вперёд и долго её так держать, она начинает дрожать.
Комиссия переглянулась.
— Но ведь это нормальная реакция, — со смешанными нотками разочарования и радости сказал мужчина, кстати, достаточно сильно отличающийся от остальных, чтобы можно было предположить, что он принадлежит к другому виду.
— Но непроизвольная, — указала я. — Ненормальных для моего организма непроизвольных движений я за собой не замечала.
— Непривычные внутренние ощущения, чувственные переживания?
— Да. Мне очень хорошо и спокойно, что нетипично для меня прежней, — я внимательно следила за выражением их лиц, и реакция врачей подтвердила предположение, о внешней природе спокойствия. По крайней мере, это сообщение их не взволновало совершенно, а один и вовсе слегка улыбнулся, как будто так и надо.
— Провалы в памяти? Воспоминания, которые появились непонятно откуда?
— Провал только один: я не помню, как сюда попала, — так, похоже, что и этот ответ их не удивил.
— Необычные сны?
Я задумалась. Да, сны мне с того момента, как я сюда попала, снились яркие, цветные, очень живые. От них оставалось ощущение свободы, полёта, дождя, ветра и гармонии с природой. Но вот о чём они были, мне так ни разу и не удалось вспомнить. После пробуждения от них оставался только след, впечатление, а сам сон ускользал, чтобы, что нередко случалось, вернуться на следующую ночь. Это и попыталась объяснить собравшимся.
Выяснив ещё несколько интересующих деталей, врачи закончили осмотр и уже собирались отпустить, но теперь настала моя очередь проявлять инициативу. Последний месяц, проведённый в безуспешных попытках получить хоть какую-то информацию, не заставил отступить и сдаться, хотя почти всегда реакция сводились к трём вариантам: «можешь задавать вопросы, но, ответы на них пока не получишь», «эта информация вызовет ненужное волнение» или «когда придёт время — всё узнаешь».
— Разрешите задать вам несколько вопросов? — периферийным зрением я заметила, что знакомый лечащий врач поймал взгляд троицы и слегка закатил глаза. Похоже, ему уже надоело моё любопытство.
— Только по теме разговора и недолго, — через несколько секунд ответил мужчина из тройки.
Обрадовавшись согласию и почти не обращая внимания на то, что остальные покинули кабинет, я спросила:
— К каким выводам ты пришёл в результате этого обследования?
— Ты здорова, хотя случай нетипичный, поэтому остается возможность врачебной ошибки.
— А подробнее? — я аж подалась вперёд от любопытства.
— Думаю, что ты ещё не знаешь, что являешься «…»[1]. То есть существом, получившимся от слияния представителей разных видов или разных существ одного вида, — пояснил он, когда я выразила недоумение по поводу незнакомого слова. Подумав, решила, что мифологический термин «химера» вполне годится в качестве перевода. — Это не часто, но случается, хотя большая часть химер сразу же или почти сразу же гибнет. Ты — химера из двух видов: один легко поддался идентификации — это «гомик», — последнее слово прозвучало именно так и вызвало приступ веселья. — Если точнее, «гомик сапиенс», — даже несмотря на то, что суть сказанного мужчиной понятна, местное искажение латинского «Homo sapiens» рассмешило. Подождав, пока я успокоюсь, врач продолжил. — Второй вид нам определить не удалось, но он очень сильно отличается. Редко когда такое слияние дает жизнеспособное существо, ещё реже — не получившее серьёзное и необратимое психическое заболевание из-за совмещения двух несовместимых разумов и личностей. По всем признакам, у тебя слияние прошло хорошо, хотя и не идеально, что, впрочем, бывает только у очень близких родственников. Так что при соблюдении некоторых простых правил, ты сможешь вести полноценную жизнь.
1
Здесь и далее «…» будет употребляться, в случаях, когда вводится новый термин, с которым в дальнейшем проассоциируется русский аналог, используемый в последующем повествовании.