— Как есть, Лиз, — усмехаюсь. Знаю, что хотел её себе и под себя, но желания у нас расходятся. — Я вижу, как у тебя глаза горят, и видео тоже видел…
Она открывает рот и отрицательно качает головой. Цвет лица становится все ярче. Лиза прячет взгляд и облизывает сухие губы. Ей явно неловко, но и облегчать состояние я почему-то не стремлюсь. По-скотски наслаждаюсь моментом. Еще день назад представлял наш разговор, развивающийся по иному сценарию, а сейчас ощущаю, прилив радости и пустоты одновременно. Нет раздражения и гнева. Может, махыч с Тохой помог, или все дело в искреннем раскаянье Лизы? Я не знаю, но эффект заметен.
— Мне и так стыдно, — собирается и сталкивается со мной взглядом, — не хочу тебя обижать, но и врать тоже не хочу. Я бы и так рассказала тебе все. Без видео и чата этого дурацкого…
— Все норм, Лиза, — усмехаюсь и подзываю девчонку, которая приносила мне кофе, — какао девушке принесите.
— Я не…
— Будешь, — скашиваю взгляд в окно на тачку Маршала и скалюсь. Курит, подпирая своим задом бампер. — Антошка подождет.
33
Я никогда не испытывал ревности. Были моменты, когда хотелось показать окружающим, что это мое, не трогайте. Только удавки на шее не было, и никто не затягивал её с силой, лишая кислорода. И вроде с Шумовым всё решили, и Лиза потихоньку сдавалась, но внутренний зверь завывал, пока они находились в кафе. Всего в нескольких шагах от меня. Я смотрю на то, как они разговаривают, не позволяя себе ничего лишнего. Кирьянова и вовсе сидит там, словно на казни. Даже удивительно, что согласилась, чтобы её довез. Упиралась сначала, естественно, но меня ничем не сломить. Теперь опираюсь на тачку и травлю себя никотином. За последние дни столько дыма в себя втянул, что страшно представить, как там поживают мои легкие.
Травлю прерывает звонок телефона. Я лезу в карман, чтобы увидеть, кто отрывает меня от важного занятия, и сжимаю зубы крепче. Отец. Сбрасываю вызов после недолгих раздумий и вновь бросаю взгляд на Лизу. За рёбрами тут же расплывается тепло. Бьет жаром, а потом атакует близлежащие клетки. Она улыбается. Подносит чашку к губам. Что-то пьет. А я подыхаю от ревности в этот момент, стоит только вспомнить, как Шум ее целовал…
Сжимаю кулаки и зажмуриваюсь на пару секунд, слушая, как телефон разрывается от новой трели. Батя не успокаивается и продолжает проверять мою нервную систему. Верчу айфон в руке, сомневаясь, нужно ли отвечать. Мать его сутками ищет, трубу обрывает, по знакомым спрашивает, а тут нагрянул… Совсем не вовремя.
— Тебе зачем телефон?! — рычит в динамик, стоит только поднести гаджет к уху. — Мамаша твоя опять в больничке! Надо забрать!
— Кому? — тру переносицу пальцами. Мотор содрогается от сильных выплесков крови. Достали уже!
— Что кому?
— Кому надо? — челюсть сводит от того, как я ее напрягаю для ответа. — Мне вот не надо.
— Антон!
— Что Антон?! — рыкаю в ответ. Мобила трещит от силы, с которой ее сжимаю. — Для тебя ведь представление!
— Это твоя мать.
— И твоя жена. Если огорчает этот факт, то разведись уже!
Сипло выдыхаю, а батя матерится в трубку. Впервые позволяю себе разговаривать с ним в таком тоне. Но, парадокс! Становится легче. Внутренний триггер постепенно затихает. Есть остаточная жалость, и я гашу ее. Я сейчас четко отличаю цирк, который устраивает мама, от настоящего горя. Оно настигало ее в первые дни, поэтому меня пробрало… Нет, я не перестал ее любить, но вывозить истерики и загробные речи уже просто не могу. Не хочу из-за них вновь накосячить с Лизой.
— Антон, я тебя прошу, — отчеканивает каждое слово, — забери ее.
— А я тебя прошу не грузить меня своими проблемами, — звучит в тон. Я даже не замечаю, как Кирьянова прощается с Шумом и замирает около меня. Смотрит так, что до самого нутра пробирает. Не дожидаясь ответа от бати, сбрасываю вызов. Руки противно подрагивают. — Как? — выжимаю из себя показательно расслаблено.
— Хорошо, — вспыхивает, когда притягиваю к себе, но сопротивление сброшено за отметку минимум, и это радует. Она действует на меня странным образом. Ещё год назад заметил, что Лиза купирует очаги злости. Когда она рядом сердце вроде и бомбит, но спокойно. Только тогда я не воспринял это чувство, как что-то серьезное. Вообще абстрагировался и старался стереть из памяти те моменты, когда с ней было улетно.