Мы уже видели изображение самых разных участников литературного процесса: издателей; тех, кто хочет предстать перед публикой писателем; настоящих писателей; собирателей устных рассказов; рассказчиков устных рассказов и тех, кто переносит их на бумагу; составителей сборников и редакторов. Они в различных сочетаниях фигурируют в предисловиях, которые мы проанализировали. Но в «Герое нашего времени» лермонтовский путешественник-рассказчик заявляет во всеуслышание о наличии проблемы авторского права, юридического права собственности на свои же творения. Это была серьезная проблема, о чем свидетельствует предисловие князя В. Ф. Одоевского (1804–1869) к его роману «Русские ночи» (1844), изданному лишь за год до литературного дебюта Достоевского.
Перед тем как завершить эту главу и обратиться к предисловиям Достоевского, следует обратить внимание на взаимоотношения Одоевского с плагиаторами его сочинений, «проделки» которых он, в отличие от рассказчика-путешественника из «Героя нашего времени», отнюдь не считал невинной шалостью. В предисловии, написанном к изданию «Русских ночей» в вышедшем в 1860-х годах собрании своих сочинений (следует заметить, что это предисловие было опубликовано лишь в XX веке), он отмечал:
(Некоторые. – Л. Б.) добрые люди воспользовались тем, что моя книга сделалась библиографическою редкостию, и втихомолку принялись таскать из нее, что кому пришлось по его художеству; иные – на основании литературного обычая, т. е. заимствовались с большою тонкостию и с разными прикрытиями, иные с меньшими церемониями просто вставляли в мои сочинения другие имена действующих лиц, изменяли время и место действия и выдавали за свое; нашлись и такие, которые без дальних околичностей брали, напр<имер>, мою повесть всю целиком, называли ее, напр<имер>, биографиею и подписывали под нею свое имя. Таких курьезных произведений довольно бродит по свету. – Я долго не протестовал против подобных заимствований… частию потому, что мне казался довольно забавным этот особый род нового издания моих сочинений. Лишь в 1859-м году я счел нужным предостеречь некоторых господ о возможном следствии их бесцеремонных проделок… Итак, участь моей книги была следующая: из нее таскали, взятое уродовали, и на нее клепали; а для большинства поверить эти проделки было не на чем. Сопряжение всех этих причин, имеющих важное значение для человека, свято сознающего права и обязанности литератора, заставило меня приступить к новому изданию моих сочинений [Одоевский 1981: 305–306].
Издав в 1845 году свое первое художественное прозаическое произведение «Бедные люди», Достоевский вступил в литературный мир, преисполненный опасностей – не только тех, которые Лермонтов описал в романе и с которыми Одоевский встретился в реальности, но и разнообразных рисков, о которых мы писали, исследуя литературные произведения первых десятилетий XIX века. Предисловия были точкой входа не только в какое-то произведение искусства, но и в литературный мир в целом. Они подобны длинному коридору со множеством дверей, ведущих одновременно к сложностям процесса общения (от мотивации писателя до реакции читателя, от неверных истолкований прочитанного до идеальных форм понимания); к комплексам и тревогам авторов, которые сопровождают их на пути в литературу; к напыщенности и эгоцентризму или гипертрофированным амбициям и гнетущей неуверенности в себе; к играм вербального искусства, а иногда – к поражающей откровенности.
Неудивительно, что в 1840-х годах Достоевский избегал предисловий. Ни одному из его произведений, опубликованных до его ареста в 1849 году за деятельность против «государственного порядка», не предпослано введение, предисловие, вступление или пролог[27]. Причиной этого можно было бы счесть возникновение реалистических тенденций в литературе 1840-х годов, но такое объяснение несостоятельно. Очевидно, что в эту историческую эпоху любой автор сам решал, писать ему предисловия к своим произведениям или нет. Можно предположить, что Достоевский решил обойтись без предисловий, поскольку его интересовало прежде всего повествование и его функционирование независимо от пристрастного слова, выражающего его собственную (или чужую) точку зрения. Он явно не испытывал желания объяснить читателям, каков жанр его произведений. Он не ощущал потребности давать читателю указания о том, как тому следует понимать его текст. Он считал, что его произведения сами себя покажут.
27
За одним возможным исключением. В повести «Слабое сердце» вымышленный автор, от лица которого ведется повествование, называет ее первый абзац «предисловием» [Достоевский 1972: 16].