В палату вошел нарочный-наблюдатель.
— Серия красных ракет… там в лесу, товарищ полковник!
Два пистолета поднялись одновременно. Серия красных ракет означала, что пути вперед нет. Так было условлено, когда группа отправлялась на задание.
— Подлец! — сквозь зубы процедил майор, с ненавистью смотря на лейтенанта. — Руки!
Лейтенант, гадко улыбаясь поднял руки. Вдруг он резко махнул той, что до этого висела на перевязи. Нож со свистом вышел из рукава. Глухой удар о кость. Брызнула кровь. Майор ткнулся в землю. Полковник выстрелил. Обессилевшая рука послала пулю в грудь, вместо головы. Его промах исправил штыком нарочный. Лейтенант медленно оседал и трясущимися руками судорожно тащил чеку из гранаты. Нарочный прыгнул кошкой, стараясь закрыть полковника. Вспыхнул взрыв…
Пламя, вставшее из палатки, остановило капитана на полдороге и обожгло недоброй мыслью. Он бросился обратно. Около палатки метались люди. У входа валялись два рваных тела. В углу, рядом с трупом майора, вздрагивал полковник. Занимался пожар.
Капитан ринулся к полковнику, осветил лицо.
— Товарищ полковник!
Глаза полковника приоткрылись, губы дрогнули. В горле забулькало, слова просачивались с трудом и как-то нараспев:
— Полк остановить… предатель… прорывать фланг…
Капитан подхватил на руки тело командира полка и спешно вышел вон…
Весть о предательстве догнала первый и третий батальоны недалеко от засады. Гарь пряталась за неширокой прослойкой леса. Известие приняли подозрительно. Кому верить? Какой-то мало знакомый капитан требует вернуться? Меньше часа назад все было решено. Сейчас предательство. А кто поручится, что эти незнакомые люди в форме рядовых Красной Армии, представляющие посыльных из второго батальона, именно те, за кого себя выдают. Так и не поверили бы, не наткнись на гарь высланная разведка. Уверившись, дрогнули, попятились. Затаившийся противник, обнаружив отход, хлестнул яростным огнем. Лес осветился. Батальоны бросились на фланг. Один общий ком, где разят нож и зубы, зашатался под лесным сводом.
Серое, хмурое утро осветило знамя полка. Оно стояло над головой. Стояло долго, потом дрогнуло, упало, вновь поднялось, расправилось, устремилось вперед и исчезло.
Старый лесник всю ночь не спал, часто выходил из своего домишка, подолгу стоял, суровый, настороженный смотрел на запад, вздыхал, переступал с ноги на ногу и крестился. Он хорошо знал то место, где висело зарево. Последний раз дед вышел под утро, еще в сумерках. С озера тянул туман, со стороны гари крался слоистый дым. Злой переклик выстрелов смолк, осело и зарево. Перекрестившись, дед пошел к лодке, осмотрел ее, попинал, вернулся снова на старое место, постоял в задумчивости, обошел медленно свое жилье и решительно потянул низкую, дубовую дверь. Войдя в комнату, он и здесь проделал священный обряд, только с еще большей торжественностью, затем, кряхтя, полез под пол, где обернутый тряпьем таился смазанный обрез — «оленебой», верный товарищ далеких дней. После этого заглохла сосущая боль. Старик недавно ходил на тракт и видел, как шли на восток русские солдаты в пыль и зной, с тяжелой думой на черных лицах.
Некоторые несли детишек, другие поддерживали изнуренных матерей. Старик стоял на опушке леса, в отдалении, опершись на сучковатую дубину, и смотрел на идущих, сквозь слезную старческую поволоку. Он видел беду. Перекусив тут же на опушке, дед тронул в обратный путь. На душе нес камень. Дома около ружья постоял. «Стар, немощен. Как быть?»
Обрез разобран, проверен. Затвор исправно холит туда и сюда, щелкает, как щелкал много лет назад. Примеряя зеленый старого чудаковатого покроя зипун с притороченным патронташем, дед гудел что-то под нос. От сознания того, что он решился, — было легко. Неопределенное гудение сложилось в мотив, дальше пришли слова, и какие слова:
Голос потвердел, построжел.
На улице подвывал пес своей тоскливой песней…
Рассвет в это утро запоздал: мешали жидкие, пепельные тучи. Они стлались так низко, что касались своими вихрями вершин деревьев.
Дед лежал на лавке, не спал, слушал знакомый лесной шум. В памяти оживали тайные тропы, непроходимые крепи, завалы.
Собака завыла протяжно, выразительно. Пес что-то чуял. Глухой звук у входа, похожий на стук упавшего тела, заставил быстро подняться. На голос лесника никто не отозвался. Старик нажал на дверь. Она не открылась. Нажал сильнее. Что-то тяжелое, точно мешок, привалилось с той стороны, с трудом подаваясь толчкам.