Выбрать главу

О ком он? Не о схватке ли с кем из оккупантов? И никто не знал, что в последние минуты жизни отыскал человек в памяти несправедливость: разгорячась, наказал маленького сына. И сейчас сознание напрасно нанесенной обиды ребенку, сознание непоправимости этого поступка закрыло перед ним все. Он шел вместе со всеми, шел на смерть, шел и терзался мучительными угрызениями совести.

Гриць, как взялся за руку дида Омелько, так и не отпускал ее. Он шел, угадывая, куда направляется страшная процессия, оглядывался на знакомые группы лип, каштанов, на теряющуюся в предутреннем тумане степную даль…

Из гущи смутно угадываемого леска неожиданно чисто и мелодично раздалось кукование. Непоседливая птица, предчувствуя утро, начала отсчитывать кому-то долгие лета… Звонко ударил перепел, где-то ввинчиваясь в небо, гремел колокольчик жаворонка… Вот из-за леска всплыл кобчик, развернулся над процессией, сверкнув опереньем в отсвете восходящего солнца. А может, это орленок? Припомнилось грустное:

Лети на станицу, родимый, расскажешь, Как сына вели на…

Неужели это конец? Неужели тьма? Он же и жизни не видел…

Не хочется думать о смерти, поверь мне, В шестнадцать мальчишеских лет…

Шестнадцать! Это много или мало? Смотря как считать — от начала или от…

Ой, мало! Как ни считай, откуда ни начинай, а все ясно — мало, до боли мало. Неужели люди будут жить, смеяться, неужели кукушка правильно кому-то отмеривает долгий век?

Дид Омелько положил на задрожавшие острые плечики сморщенную руку, нежно прижал подростка и, еще более сгорбившись, медленно пошел со всеми вперед.

V

Остановились у развилки дорог, у свежевырытой ямы. Обреченных поставили у черного зева ее, солдаты отошли, закурили. Скорпион в стороне, жестикулируя, в чем-то убеждал офицера. А высоко в небе на тучах загорались яркие блики, земля пряно дышала после живительного дождя, и кукушка неумолчно пророчила долгие годы жизни…

К осужденным подошел предатель.

— Вот что. Умирать, конечно, тяжело, что и говорить. Но командование дарует жизнь… четырем…

Он замолчал, переводя глаза с одного на другого из стоящих перед ним людей. Не выдержав гнетущей тишины, он торопливо, заикаясь, начал, указывая пальцем, выводить из рядов осужденных тех, кому возвращают жизнь. Один вышел, другой… Защемило сердце Гриця — неужели!.. Нет… Еще один, еще… последний. Неужели больше не вызовут! Гриць еще крепче сжал руку старика, а тот прижал ее к себе. Вызванным четырем колхозникам объявили, что они свободны и могут идти куда хотят. Постояв немного, не веря счастью, они робко шагнули, не глядя в глаза друг другу, кинулись прочь на все четыре стороны и скрылись в поднимающейся из долин пелене парного тумана.

Молча подошел предатель к осужденным, взял за безжизненную руку бригадира «Красного кустаря» и подвел к яме.

— Есть еще один шанс спасти жизнь. Убить вот этого еврея, — и Скорпион вынул из кармана пистолет и протянул его обреченным на смерть. С ужасом смотрел бригадир на товарищей. Смерть? Да еще от товарищей? Да еще ценой подлости? Дыхание ему перехватило, руки повисли плетями, все поплыло перед глазами, следившими за оружием, протягиваемым предателем в руки друзей…

С презрением отвернулся Иван Семенович, сплюнул дид Омелько, задрожал Гриць. И вдруг впервые подал голос старшина.

— Дай мне, — сказал он.

Эти слова, произнесенные тихо, громом отозвались в ушах каждого. С ужасом посторонились от него товарищи, пополотнел бригадир. Оторопел и Скорпион. Подойдя к старшине, он молча подал пистолет. Вздрогнула рука старшины, шагнув, он вытянул вперед оружие и в лицо предателя щелк!.. щелк!.. Пистолет оказался незаряженным…

Со стоном бросил в яму ненужное оружие боец, таким взглядом подарил предателя, что тот попятился, нервно хватаясь за кобуру. И скорее чтоб ободрить себя, чем для угрозы, срывающимся голосом крикнул:

— Вот как? Ну, теперь пощады не жди! Никому!

— Бога ты побойся, человек, своих людей катуешь, — сказал дид Омелько.

— Бог далеко, — криво усмехнулся Скорпион.

— Придется ответ держать — вспомнишь…

— Ой, диду Омельку, — осмелев, развязно произнес предатель, — диду Омельку, не, вырос еще тот дубок, из которого напилят досок мне на домовину…

— А мы и ждать не будем, так закопаем, если примет святая земля, — гневно ответил старик.

— Кто это мы?

— Мы? Это — народ! Народ украинский и его, вот, (указывая на старшину) русский народ. Вся, вся Родина большая. Тесно станет твоим хозяевам, земля под ногами будет гореть, сгниешь, и детей пугать будут твоим проклятым именем.