Михаил берет последние аккорды и встречается взглядом с Галиной.
И совсем ему не понятно, почему она так печально глядит…
— Эх, притихли, как на рапорте, а еще молодежь, — проговорил чей-то густой голос.
Михаил оглянулся и увидел, что на полянке рядом с Петькой сидит долговязый мастер Синебрюхов, с которым он недавно поругался.
Михаилу надо было заливать чугун, а Синебрюхов отдал его на другую печь.
— Ты пока не прыгай, — сказал он тогда. — Пусть другие варят, кто поопытней, а ты поддерживай.
Михаил возмутился, но как ни доказывал, ни ругался, ничего не добился.
— Чтоб у тебя в самом деле брюхо посинело, черт лупоглазый! — сказал он со злостью.
— Что? — грозно ощетинился мастер, и его подпаленные усы приподнялись. — На печи без году неделя, а указывать хочешь? Нос не дорос! Убирайся с печи сейчас же. Категорическим путем!
Начальник смены, круглолицый и полный, смертельно боявшийся всяких скандалов, чтобы успокоить вспыльчивого мастера, пообещал наложить на Михаила какое-то замысловатое взыскание, но Синебрюхов до сих пор косился на Михаила.
— Возьми-ка, Петр, машину, — сказал Синебрюхов, — тряхни стариной.
Петька, сдвинув на затылок клетчатую кепку, отчего растопырились вихорьки волос надо лбом, взял у Михаила баян, рванул «Подгорную».
Синебрюхов, пронзительно свистнув, пустился вприсядку, его с хохотом окружили. Михаил отошел в сторонку, скоро раскрасневшийся мастер вышел из круга, вытираясь большим клетчатым платком.
— Слышь, Мишка, — сказал он. — Пойдем дернем по маленькой… Пускай Петька тиликает. Категорическим путем для компании…
«Помириться хочет, никак», — подумал Михаил.
— Да я что-то не захватил. Жарко, — сказал он.
— У меня есть, чего там, — махнул Синебрюхов рукой. — Не беспокойся. Сегодня ты мне, завтра я тебе, категорическим путем…
Михаил глянул на то место, где только что стояла Галина, но не увидел ее.
«С Костей ушла», — догадался он.
— Да и как не выпить, — рассуждал мастер, осторожно отпуская отведенные ветки, чтобы не ударить Михаила, идущего сзади: — Массовка, притом последняя. Просто нет причины не выпить…
Синебрюхов нагнулся, пошарил около ног жилистой рукой, вытащил бутылку из-под кучки травы, поглядел на свет.
— Эх, хороша! Я ее в землю закопал, чтобы не нагрелась. А спрятал, чтоб жена не отобрала, — невозмутимо продолжал мастер. — Понял? Целый день следила… Насилу скрылся.
Он дверным ключом распечатал бутылку, извлек из кармана граненый стакан, налил до краев и подал Михаилу.
— Держи! Выпьешь — не дыши, я лук дам.
«Ишь, расщедрился», — подумал Михаил, вспомнив, как любил Синебрюхов выпить за чужой счет.
Он разом опрокинул стакан и вдруг понял, что пьет воду. Однако крякнул и сморщился, ожидая дальнейших событий.
Синебрюхов, как видно, не заметил усмешки на его лице, разглагольствовал, наливая воду:
— А Костя твой ушел, когда ты песню кончил. Дай лук. Сначала Галька ушла, а потом он. Галька, оператор наш, знаешь?
Мастер хитровато глянул на Михаила и, подмигнув обоими глазами — одним он не умел, — спросил:
— Заело?
— Да ты пей, пей, — рассердился Михаил. — Пусть себе ходят парами, а мы пить будем…
Мастер глотнул и артистически-ошеломленно отвел стакан:
— Ах, старая карга, выследила! — сказал он. — И ты не упередил — сталевар тоже…
«Врет, поди», — подумал Михаил. Сломив длинную талинку, он задумчиво бросил ее в воду, она, булькнув, скрылась, потом стоймя вышла на поверхность, свалилась набок и медленно уплыла по течению. Солнце, выглянув из-за облака, отразилось в воде полосой от берега к берегу, больно ударило по глазам. Когда оно нырнуло в лохматую тучку, Михаил увидел Петьку и Машу — уже без шляпки.
— Быть свадьбе, — сказал он мрачно.
— Категорическим путем, — поддержал его Синебрюхов и заторопился: — Ну, я пойду — старуха ждет.
Через минуту до слуха Михаила долетели слова:
— Вот купил я твоего дружка, категорическим путем!
У Михаила ожидающе сжалось сердце. Было понятно, что Синебрюхов мог выкинуть такую штуку, но как ответит Снегирев? Хотелось, чтобы он вспылил и обругал мастера.
— А зачем? — равнодушно спросил Костя и было понятно, что он не рассердился.
«Эх, Костя, Костя, — вздохнул Михаил, уходя в кусты, — не мог ответить, как следует, а еще друг… Как же, разве можно ругаться с мастером — обидишь!»
Всю обратную дорогу Михаил молчал, не принимая участия в общем веселье. Ему виделась деревня Новинка, где живут отец и мать, гусиная травка у дома и корова Буренка, которая всегда мычит вечером у калитки, чтобы ее впустили во двор…