Когда сказали, что Михаил и Петя будут вдвоем жить в одной комнате, Петька заявил, что комната достанется тому, кто первый женится, и начал обзаводиться хозяйством: купил круглое зеркало, большой рыжий чемодан и новые модные брюки.
Когда переселились, он взял у Михаила деньги, предназначенные на новоселье, купил на них сахару и шоколаду, вскипятил чай и, кроме Михаила, пригласил на праздник тетю Пашу, соседку по квартире, чем и снискал ее расположение.
В воскресенье вместе с Михаилом пошли на толкучку.
— Там все дешевле, — рассудил Петька.
Базар был похож на муравейник, столько там было народу. Петька с видимым удовольствием нырнул в толпу и стал торговаться из-за какого-то ободранного будильника.
Его совал всем в лицо плутоватый мужчина.
— Петух, а не будильник, — говорил он. — Даже мертвого разбудит. Бери, пока за полцены отдаю…
Михаил отвел Петьку в сторону.
— Не бери, — сказал он, — обманет, чертов барыга.
— Ну да, что я, слепой! — возразил Петька, но будильник он взял, торжественно-принес домой и поставил на столик, приткнувшийся к батарее под окном.
Будильник, который «мог разбудить и мертвого», только слегка покряхтывал и тут же захлебывался. Зато он мог поднять всю квартиру в совершенно неурочное время.
Но сегодня он вовремя и со злостью заколотил молоточком по звонку.
Петька спрыгнул с койки, зажал колпачок. Михаил сел, свесив ноги.
— Да ты что сидишь, как на сменно-встречном? Время — семь.
Михаил поднялся, глянул за окно.
Сыпал мелкий дождик. На улице было серо и сыро.
Но Михаил словно не замечал этого. Ему виделись косые улочки Новинки и избы с гусиной травкой у завалинок.
И не все ли равно ему, что скажет начальник сегодня? Он уволится и уедет в Новинку, чтобы забыть Галину.
Там жизнь спокойная. Будет утром подъезжать на неоседланной пегой кобыленке бригадир под окно и стучать кнутовищем в раму, чтобы выходили на работу в поле. Там нет знойного мартена и нет Синебрюховых. Михаил женится и будет жить, по выражению Петьки, как карась в тихой заводи.
Правда, отец пишет, что в Новинку приехали комсомольцы поднимать целинные земли и рядом со старым поселком строят свой, из разборных домов.
Конечно, это хорошо. А все-таки жалко, что нет теперь в Новинке прежней тишины. Ну так что же? Он, Михаил, тоже молод, будет вместе с этими комсомольцами строить другую Новинку.
Михаил умылся, съел завтрак, приготовленный Петей, и еще раз оглядел комнату.
Столик, две койки. Под Петькиной — рыжий чемодан, под его — баян. На столе в беспорядке тетради и книги по автоделу: подручный учился на шофера. В углу, на темно-коричневом шифоньере запыленное зеркальце. Неуютно.
Если б здесь поселилась Галина, комната сразу бы преобразилась: Галина навела бы уют, выкинула все ненужное и лишнее в чуланчик, завела бы этажерку для книг, и на Петькину стену повесила портрет Пушкина. И, наверное, попросила бы Михаила научиться играть на аккордеоне.
Но нет! Не Петьке, а ему уходить из комнаты и хозяйничать здесь будет не Галя, а розовощекая Маша.
Вместо его койки будет стоять здесь другая, двуспальная, с высоким пружинным матрацем, покрытым тюлем поверх одеяла и с подушками, которые будут стоять углом.
В переднем углу Маша поставит тумбочку и уместит на ней бесчисленное количество флаконов и флакончиков, пустых и с духами «Сирень» или одеколоном «Ай-Петри», разные безделушки, под ними положит альбом с фотографиями подружек и открытками артиста Крючкова. Она будет готовить Петьке ужин и говорить за себя и его: «мы думаем», «у нас есть», «мы решили» и по вечерам шушукаться о чем-то с тетей Пашей.
…Глядя каким-то прощальным взглядом на крыши знакомых цехов и бесконечные нити рельс, Михаил медленно шел по пешеходному мосту и думал, что авария, в сущности, была пустячной: под печь ушло всего полтонны металла. Правда, печь остановили на ремонт, но ведь так и этак она на днях должна была быть остановлена.
Обидно все ж таки, что его сейчас будут ругать. Случись такая авария у Кости — дело сразу б замяли. Михаил помедлил несколько минут у двери, где была дощечка с надписью: «Начальник цеха. Прием по личным вопросам по вторникам и четвергам — с шести до семи» — и вошел.
Кроме начальника, маленького большеголового человека, с глубоко посаженными глазами, в кабинете сидели Синебрюхов и Костя.