Но Алеша уже стоял около письменного стола и восхищенным взглядом смотрел на вылитый из бронзы танк, он даже дотронулся до него рукой, как бы погладил его.
Павка быстро обежал взглядом стол и толкнул Алешу в бок:
— Смотри-ка, а ведь это твой отец.
Действительно, на фотокарточке был Ефим Кузьмич, но не один, рядом с ним, положив ему руку на плечо, стояла женщина. Тоже одетая в военный костюм. Вглядевшись, Павка заявил:
— Это она, — и мотнул головой в сторону двери.
За дверью послышался шум. Ребята поспешно отошли от стола и сели на краешек дивана.
— Знаешь, Павка, давай уйдем отсюда. Не нравится мне здесь, можно ведь на улице подождать.
— Чего выдумал? Ехали, ехали, пришли наконец и теперь уйдем. Нет, ты просто дурной какой-то. Мне и самому не очень нравится здесь, но… Ведь не останемся же мы навсегда.
Вдруг резко зазвенел звонок, ребята от неожиданности вздрогнули. Вслед за звонком раздался голос:
— Кто меня здесь ждет, какие гости? Ты, Наташа, верно, соскучилась и решила меня обмануть.
Алексей с широко открытыми глазами привстал с дивана и, глядя на дверь, прижал руки к груди. Ему казалось, что сердце от волнения вот-вот выскочит.
Но женский голос что-то тихо сказал, и шаги прошли мимо комнаты. Настала тишина, Алеша опустился на диван.
— Пойдем, Леша, я не могу больше ждать, будь я на твоем месте, я бы уже… ой, я не знаю, что бы я сделал, но не стоял вот так, как ты, истуканом! — и Павка, схватив Алешу за руку, потащил к двери.
Они вышли в переднюю и пошли к двери, за которой раздавались возбужденные голоса. Павка и Алеша остановились.
— Ты говоришь, он не твой сын, приемный, — услышали ребята. — Это я давно знаю и верила до тех пор, пока не посмотрела на него — ведь это вылитый ты.
— Но ты можешь понять меня, — раздался мужской голос, — что я отвык от семьи, что у меня нет никаких чувств ни к ней, а тем более к сыну, которого я оставил совсем маленьким.
— Я не могу тебе верить: сегодня ты обманул ее, завтра точно так же случится со мной. И ты будешь уверять другую женщину, что никаких чувств у тебя ко мне не было, да даже дело не в этом. Я не хочу быть причиной горя. Сколько горя и слез мы видели на военных дорогах, сколько семей разрушилось от легкомыслия той или другой стороны, и я всегда осуждала это легкомыслие. И вдруг я оказалась причиной горя, выходит, что я поступила легкомысленно, поверив тебе на слово.
— Ты вообще любишь преувеличивать. Можешь быть спокойна, если не ты, так другая стала бы моей женой, а к семье я бы не вернулся. А скрыл я от тебя все потому, что боялся, что ты уйдешь.
— Ну ладно. А почему от нее скрыл? Боялся, что тебя по головке не погладят, боялся потерять свой авторитет?
— Знаешь, Наташа, мы с тобой зря ссоримся: что сделано, то сделано и старого не вернешь. Ведь все можно кончить мирно и тихо. Сына и жену я обеспечу. Вот и сейчас все объясним сыну спокойно, дадим денег, вещей.
— Не думаю, что женщина, которая столько лет тебя ждала, польстится на деньги и тряпки. Ты просто стал омерзительно гадким. Ты не только не переживаешь, но еще стараешься оправдаться.
Павка стоял и не верил своим ушам, он обернулся к Алеше и увидел, что Алеша прижался лицом к стене и плечи его вздрагивали от сдерживаемых рыданий. А потом, повернув лицо, все залитое слезами к Павке, сказал:
— Пойдем отсюда.
Павка молча взял его за плечи, и они пошли к двери, В это время из комнаты вышел полковник, он был чуть выше среднего роста, его продолговатое лицо можно было бы назвать красивым, если бы не маленькие, глубоко запавшие серые глазки, которые сейчас выражали полное смешение чувств.
— Алеша, — позвал он мягким, грудным голосом.
Алексей обернулся и, не скрывая слез, молча посмотрел на отца.
Полковник стремительно подошел к Алексею.
— Здравствуй, брат! Какой ты стал большой. Куда же вы направились? — но увидев залитое слезами лицо сына и его друга, который смотрел на него с острой ненавистью, сказал:
— О, да вы, наверно, слышали весь разговор, но мало поняли. Пошли, я все объясню.
— Нечего мне рассказывать, я все уже знаю, — и долго сдерживаемые рыдания прорвались наружу.
Глядя на Алешу, Павка испугался, ему еще никогда не приходилось видеть своего друга в таком состоянии.
Из комнаты почти бегом выскочила женщина и, обняв Алешу, зашептала:
— Все будет хорошо, малыш, все станет на свои места. Я уеду сегодня, и все будет хорошо, — жарко шептала она ему на ухо, все крепче прижимая к себе.
Павка почувствовал, что он вот-вот разревется, и стал потихоньку открывать дверь.