О состоянии собак в каждый момент можно судить по показаниям различных аппаратов. Вот научный сотрудник поворотом выключателя, под которым написано „ЭКГ — Стрелка“ (ЭКГ — электрокардиограмма), вводит в действие прибор, поползла широкая бумажная лента, на которой тонкие перья вычерчивают кривую биотоков сердца. Все это будет расшифровано и превратится в ряд цифр, которые расскажут исследователям о физиологических процессах, протекающих в живом организме. Специальный небольшой приборчик щелканьем возвещает о движении Стрелки. Это значит, собака сдвинулась со средней линии вперед и улеглась в другом положении. Изредка животные поднимаются, потягиваются и, не изменяя своим собачьим привычкам, отряхиваются.
Особенно активно животные ведут себя перед кормлением. От нетерпения они переступают лапами, заинтересованно заглядывают в кормушку. Стрелка нюхает ее, Белка неуверенно трогает лапой, смешно ворочает головой с боку на бок и вдруг лает на кормушку. Когда автомат кормления начинает работать и с характерным шумом открывается крышечка коробочки с пищей, собаки осторожно убирают лапы, неотрывно смотрят на расширяющуюся щель, ноздрями тянут вкусный запах.
Бежит день за днем. По-прежнему приборы сообщают о нормальном течении основных физиологических процессов подопытных животных. Заканчивается комплексный эксперимент. Комната снова наполняется людьми. Открывается кабина. Теперь к животным можно подойти. Сколько взаимной радости!
Собаки лают, тянутся к рукам людей, приходят в невероятное возбуждение. Люди ласкают их, то и дело раздается: „Стрелка!“, „Белка!“
Впрочем, иногда собак вынимали в плохом состоянии, и бывали случаи, когда для спасения животных приходилось прекращать комплексный опыт».
Так было в лаборатории института, то же происходит и здесь, на космодроме. «Первые космонавты» (мыши и мухи не в счет) проходили последние тщательные исследования. Шуршат самописцы, регистрирующие кровяное давление, дыхание, температуру, кардиограмму. Белка и Стрелка все терпеливо переносят. Обе собачонки, одетые в красный и зеленый костюмчики с «молнией» вдоль спины, сидят в кабине и выглядывают со своих «рабочих мест». (После полета на пресс-конференции академик Василий Васильевич Парин шутил по поводу этих костюмчиков, что теперь в космосе такие фасоны в моде.) Здесь же и автомат кормления, и система вентиляции, и лампы подсвета для телевизионных камер.
Наконец кабина с животными закрыта.
Рядом в громоздком монтажном зале заканчивается подготовка корабля. Вот крюк крана бережно поднял его с подставки, пронес по залу и аккуратно опустил на стыковочный шпангоут последней ступени ракеты. Затянуты замки, соединены штепсельные разъемы, и опять кран осторожно переворачивает теперь уже последнюю ступень ракеты вместе с кораблем в горизонтальное положение. Сейчас будет надвинут головной обтекатель…
Перед тем как третья ступень ракеты-носителя с установленным на ней кораблем и головным обтекателем будет стыковаться со второй ступенью, ракетные блоки носителя, до этого лежащие на специальных ложементах, собираются в так называемый пакет.
Операция сборки пакета весьма интересна, и о ней мне хочется рассказать подробнее. Каждого, кто впервые появлялся в монтажном корпусе космодрома, через день-два обязательно спрашивали: «Вы не видали, как собирают пакет? Обязательно обратите внимание на руководителя сборки. Его зовут Николай Колодецкий. Жалеть не будете!»
Два мостовых крана. Почти под самым потолком в кабинах — крановщики, их работой и одновременно работой бригады монтажников руководит Николай, и делает это он с такой виртуозностью и изяществом, что невозможно не залюбоваться.
Вот крюки обоих подъемных кранов опустились — один к носу ракетного блока, другой к его двигательному отсеку. Специальные приспособления — подъемные траверсы — закреплены за транспортировочные болты. Четкие короткие доклады о готовности к сборке. Николай занимает место, с которого его будет хорошо видно обоим крановщикам.
Три отрывистых хлопка в ладоши — «Внимание!». Поскольку за шумом кранов голос может быть не слышен, Николай все управление ведет жестами.
Указательными пальцами правой и левой руки он показывает, что работать сейчас надо и левому и правому кранам. Вертикально расположенные ладони, сдвинутые почти вплотную, означают, что краны должны работать на самой малой подаче и на самой малой скорости. Красивым, пластичным движением он широко раскидывает руки в стороны ладонями вверх и как бы подкидывает на ладонях мячики. Сверху, из-под потолка зала, доносятся два коротких звонка, и тут же крюки кранов чуть заметно начинают движение вверх. Блок отрывается от ложементов на каких-нибудь пять сантиметров. Короткий отсекающий взмах руками — и краны замирают. Николай внимательно осматривает зазоры между блоками и ложементами. Все в порядке.
И опять ладонями знак: «На малой вверх!» Блок поднят еще сантиметров на десять; взмах руками: «Стоп!» Через секунду ладони раздвинуты сантиметров на двадцать и опять «Вверх!». Краны, дружно звякнув звонками, на большой скорости поднимают блок, затем по новому сигналу Николая переносят его вперед, к лежащему на подставке центральному блоку. Еще несколько почти неуловимых движений, и блок ракеты на своем месте.
Все сделано без единого слова — только жесты. Где Николай учился этим артистическим движениям, мне так и не удалось узнать, но работал он действительно красиво и, разумеется, с полным знанием своего дела, точностью, четкостью (впрочем, без них и не было бы, наверное, красоты).
Ракета собрана в пакет. Теперь еще более захватывающее зрелище: краны поднимают ее всю целиком и, пронеся почти под потолком громадного монтажного корпуса, опускают на специальный железнодорожный установщик. На нем ракета совершит путь из монтажного корпуса на стартовую площадку и там будет установлена в стартовом устройстве.
В ночь на 19 августа началась посадка «пассажиров». Закреплены на свои места клетки с мышами, крысами, колбочки и пробирочки с мухами, растениями и другими «объектами исследования». С приключениями установлен, наконец, и так называемый фотоэмульсионный блок для исследования космических частиц, разработанный известным физиком Лидией Васильевной Курносовой. Еще в монтажном корпусе Лидия Васильевна совершенно безмятежно заявила, что если ее блок установить сейчас, а не перед стартом, то он либо здесь же, в монтажном корпусе, либо несколько позже, на старте, может взорваться. Конечно, есть небольшая вероятность того, что взрыв не произойдет, но все равно будет плохо (заметим, что размещался этот блок в почти недоступном месте аппарата, и установка его никогда не планировалась перед стартом).
Эта железная женская логика была оценена сначала взрывом гомерического хохота, затем изрядным приступом нашей коллективной ярости и, наконец… Наконец, пришлось устанавливать строптивый блок прямо на стартовой позиции, а это, понятно, было далеко не просто.
Но вот все на месте, до старта остается 60 минут, но из них только 30 — наших. Оплошность Лидии Васильевны выбила нас несколько из графика подготовки. К счастью, таких случаев было очень мало. Строгий расчет, обоснованность, четкость, нетерпимость к промахам — вот что воспитывал у всех своих помощников Сергей Павлович. Он не терпел ошибок. Его сознание, казалось, ни на минуту не допускало того, что в таком большом и сложном деле кто-то может что-то упустить, что-то просмотреть. В гневе он был, прямо скажем, резковат. Трудно найти человека, который мог бы устоять перед его «разносом». В таких случаях не знал пощады никто, не существовали никакие авторитеты, не учитывались никакие прошлые заслуги.
Обычно больше, чем кому-нибудь, доставалось ведущим конструкторам, которые обязаны все знать, все видеть и за все отвечать, а я после запуска второго спутника был как раз назначен ведущим конструктором, так что за «широкую спину» Михаила Степановича «прятаться» не приходилось.