Как только вертолеты приземлились, все выскочили и буквально наперегонки бросились осматривать спускаемый аппарат, ощупывать и оглаживать его: каков он и что с ним? Словно дети, забыв о солидном возрасте, мы прыгали вокруг шара, похлопывали его ладонями и восторгались, что он летал, был в космосе, горящим метеором пронесся в атмосфере и вот — вернулся на Землю!
Аркадий Владимирович, сидевший здесь уже вторые сутки, снисходительно смотрел на нас. Он чувствовал себя старожилом и добродушно кивал взлохмаченной головой.
Аркадий Владимирович… Еще в 1936 году он пришел работать техником-конструктором в РНИИ — реактивный научно-исследовательский институт, созданный в Москве в 1933 году на базе Газодинамической лаборатории (ГДЛ) и группы изучения реактивного движения (ГИРД), возглавлявшейся С. П. Королевым.
В отделе РНИИ, которым руководил Сергей Павлович (одновременно он был заместителем начальника института), Аркадий Владимирович участвовал в разработке и испытаниях ракетопланера РП-318. Позже, в 1941-м, участвовал в отработке жидкостных реактивных двигателей для самолетов, а с 1958-го опять работает с Сергеем Павловичем. И вот теперь один из старейшин нашего ракетостроения первым из нас встретил на земле первый вернувшийся из космоса корабль.
Когда эмоции утихли, началось детальное обследование, «стрелял» кинокамерой прилетевший с нами кинооператор, стараясь ничего не упустить. Спускаемый аппарат и катапультировавшаяся капсула с «двухкомнатной квартирой» для Стрелки и Белки были совершенно целы. Приземление животных могло быть проведено и непосредственно в кабине, однако систему катапультирования (которая являлась резервной системой приземления для космонавта) тоже опробовали.
В полном порядке были и парашюты.
Однако самый большой интерес, естественно, вызвало состояние теплозащитного покрытия. Только благодаря ему спускаемый аппарат, объятый пламенем, остался цел. Температуру до нескольких тысяч градусов, да еще при воздействии бешеного воздушного потока, не выдержали бы никакие тугоплавкие металлы и сплавы, а наш корабль вернул с орбиты на Землю не только приборы, но и живые существа.
В качестве теплозащиты были применены термостойкие высокопрочные покрытия, созданные химиками на основе керамических и органических материалов.
При расчете толщины слоя учитывалось, что при движении аппарата часть раскаленного теплозащитного вещества будет унесена воздухом. Действительно, поверхность шара была обуглена и ободрана потоком так, словно ее скребли десятки прочнейших скребков.
Аркадий Владимирович от парашютистов поисковой группы узнал, что два бригадира из находящегося километрах в тридцати совхоза видели, как с неба спускался на парашюте «вот этот самый шар и чего-то еще поодаль от него». Вначале их даже напугали какие-то громкие хлопки или взрывы, как они выразились, раздававшиеся сверху. Может быть, действительно были хлопки тогда, когда открывались парашюты.
Закончив осмотр аппарата и подготовив его к перевозке по степи, мы решили возвращаться в Орск. Страшно уставший за эти дни Аркадий Владимирович тоже полетел с нами.
Опять полтора часа полета, и наконец-то под нами Орск. Вертолеты заходят на посадку. На аэродроме мы с понятной радостью увидели уже прилетевший громадный Ан — тогда еще новинку авиационной техники. На нем прибыло с завода все необходимое для транспортировки шара оборудование. Чтобы привезти сюда аппарат, теперь не хватало только нескольких «мелочей» — автомашины нужных габаритов и грузоподъемности, а также подъемного крана. Все это мы достали здесь, на месте, и договорились, что вся наша «спецколонна» завтра утром уже будет подготовлена к 600-километровому степному путешествию.
Осталось еще решить вопрос о проводнике, так как без него мудрено путешествовать по целинным оренбургским степям. С воздуха летчики без труда находили район посадки корабля, и если самолет или вертолет и отклонялся на несколько километров, то, поднявшись повыше, сразу обнаруживал нужное место. На автомашине же в безбрежной степи, без дорог и заметных ориентиров попасть в незнакомое место трудновато. Словом, проводник был бы совсем не лишним, но найти его так и не удалось. Могли бы помочь карты, но беда, как нам объяснили местные товарищи, состояла в том, что картографы не поспевали за бурным ростом Целинного края: появлялись новые совхозы, поселки, которые, естественно, на картах еще не значились, пропадали старые хуторки, и оставшиеся в степи старые дороги теперь никуда не вели, проторенные же новые вели к новым населенным пунктам.
Делать было нечего, рискнули ехать самостоятельно. Хорошо еще, что один из наших шоферов год или два назад, как он сказал, ездил в тот район, куда нам надо добираться.
Орск еще спал, когда мы, проехав по его улицам, выбрались в степь. Зная, что наш путь в один конец примерно 300 километров, мы рассчитывали достигнуть места приземления корабля за один день.
В степи был разгар уборочной страды. По дорогам, то навстречу, то обгоняя нас, мчались автомашины с зерном. В середине дня мы въехали в большой хутор — по существу, городок районного масштаба с рестораном, кинотеатром и железнодорожной станцией. Здесь мы пообедали и двинулись дальше.
Первые 200 километров, пока попадались хутора, которые значились на карте, мы чувствовали себя достаточно уверенно, последняя же часть пути причинила нам много хлопот.
Представьте себе хорошо укатанную дорогу, по которой наши машины бегут со скоростью 40–50 километров в час. Вдруг дорога раздваивается: стоп! По какой из них ехать дальше? Общее направление известно — на восток. Но они обе идут на восток! Поспорив, наконец выбираем одну из них и — вперед! Какова же досада, когда через 6 километров выбранный проселок делает резкий поворот и уходит совсем в другом направлении! Возвращаемся к развилке и от нее едем по второй дороге.
Бывало и так, что, с трудом выбрав одну из двух дорог и проехав по ней километра два, мы убеждаемся, что обе они сходятся опять в одну. Смеялись сами над собой и злились: сколько потрачено времени на спор.
К исходу дня, когда спидометры накрутили километров около трехсот пятидесяти, на степном горизонте показался населенный пункт. Где-то здесь, рядом, должно быть место приземления. Несколько в стороне замечаем лагерь воинской части. Нас это очень обнадеживает, так как еще вчера летчики нам рассказали, что к месту приземления приезжал какой-то офицер на автомашине и уехал, убедившись, что помощи не требуется и что все находится под охраной поисковой группы. Решили найти этого офицера и просить проводить нас к месту приземления.
Наши необычные для степной обстановки и явно не сельскохозяйственного вида машины у дежурного по лагерю вызвали вначале настороженность и недоумение. Немедленно был вызван командир. Но как только мы объяснили цель нашего приезда — сразу все переменилось. Честно скажу, такое нам троим пришлось испытать впервые. Нас чуть ли не на руках вынесли из машин.
До сих пор мы находились среди товарищей, вместе с нами делавших одно общее дело, или в кругу родных и знакомых, считавших наши дела обычными. Незнакомые, с которыми мы встречались по дороге, просто ничего не знали — кто мы и зачем едем в степь. Здесь же «посторонние» узнали, к каким делам мы имеем прямое отношение, и мы выросли в глазах наших гостеприимных хозяев в каких-то «кудесников». Впервые воочию каждый из нас убедился, какой отклик в сознании людей находят те события, участниками которых мы являлись.
Мы были счастливы и рады, что теперь наши дорожные сомнения рассеяны, а затруднения легко разрешатся.
Нас пригласили поужинать, отдохнуть, однако, как ни велик был соблазн, мы решили ему не поддаваться: надо во что бы то ни стало сегодня же добраться до места приземления, пусть даже ночью погрузить аппарат на машину и только после этого, вернувшись к радушным и гостеприимным хозяевам, отдохнуть до рассвета.