Юношеству свойственна тяга к приключениям – желание повидать дальние страны и самому стать всемогущим колдуном пересилило разумные доводы не доверять незнакомцам и оставаться подспорьем собственной семье. В конце концов, решил, что мои братья уже достаточно самостоятельны, чтобы вести семейное дело.
Вместе с моим учителем, которого звали Рагфен, мы исколесили всю Азию – побывали при дворе персидского шаха, в Египте изучали древние гробницы и письмена, походили по Индии и Пакистану, забирались в Тибет за сокровищами мудрости народов, бывших прежде. Много, ох много повидал всего, прежде чем научился крепко держать в руках свой собственный посох. Однако, я думаю, вы простите старика за то, что он немного устал, рассказывая вам о себе, недостойном. Как-нибудь в другой раз я поведаю еще, если только вам интересны мои басни.
-Что вы, что вы, конечно… – пробормотал Эрик, – я лично обожаю слушать истории про былые времена и страны, куда не так легко попасть. Честно признаюсь, за свои семнадцать лет единственное, что видел, – свой родной городок на границе Полярного Круга, да еще провел месяц в столице. И если бы не объявление в рекламном вестнике, поступал бы сейчас в один из обычных вузов.
-Судьба – странная вещь, – торжественно произнес Мастер Халид. – К кому она благосклонна, многое даст, а к кому нет – хоть из кожи вон вылези, а как сидел в своей дыре, так там и останешься.
-Ой, – Лиэнна неожиданно перебила мысль старика, – а можно и мне вопрос задать?
-Конечно, моя юная госпожа, спрашивай, и если ваш недостойный слуга знает ответ, обязательно поведает его!
-На сегодняшней лекции наша преподавательница по целительству очень резко отозвалась о чернокнижниках, сказала, что у белой и черной магии нет и не может быть ничего общего. Однако я много читала художественной литературы и смотрела фильмы, где утверждается, что Свет и Тьма – две половинки единого целого, одна из которых не может существовать без другой, делался даже вывод, что война между ними бессмысленна, необходимо соблюдать равновесие. А вы что думаете по этому поводу? Мастер Халид с оттенком печали взглянул на нее.
-Ты задала очень мудрый вопрос, девочка. И ответить на него не так просто, поскольку у истины часто бывают два воплощения, как у медали – две стороны. Действительно, существует древний восточный знак, символизирующий единство света и тьмы. Вот только относится он исключительно к окружающей нас природе и трактуется следующим образом: 'День сменит ночь, за которой явится новый день; и вслед за летом должна прийти зима, с тем, чтобы мы могли радоваться наступлению нового лета. И сущность одного невозможна без сути другого, они едины в своей противоположности'. А многие современные толкователи, забыв о древней мудрости, или сознательно не вспоминая ее, перенесли смысл изречения на сферу человеческих отношений.
-И это означает, – подхватил Эрик, осененный внезапным озарением, – что внутри самой человеческой цивилизации Добро может рано или поздно победить Зло?
-Я бы не утверждал столь категорически, но в принципе всё возможно. Вряд ли только доживём до такого счастья. Другое дело, что помимо областей, где правит совершенное Добро и царит абсолютное Зло, существует широкая, если можно так выразиться, нейтральная полоса, по которой и бродит большинство из нас. Даже там, где не ведется открытых военных действий, эмиссары с обеих сторон, не покладая рук, трудятся, воздействуя на неопределившиеся души. Однако конечный выбор в конце концов остается за самим человеком, только ему решать, к какому берегу двигаться.
-Ой, как красиво вы сказали! Но – не будем больше утомлять вас всякими глупостями. Правда, Эрик?
И тому не оставалось ничего, как, распрощавшись со словоохотливым библиотекарем, последовать за Лиэнной.
Глава 19.
Расставшись со своим другом, отправившимся в библиотеку, Гека решил немного прогуляться. Прямо за выходом, у статуи громовержца Зевса, он заметил своего партнера по ночной партии в преферанс Джо, который терпеливо выслушивал излишне эмоциональные речи смуглого худощавого паренька в клетчатой рубашке.
-Нет, ну как так можно! – возмущался тот. – Я понимаю, каждый имеет право высказать свое мнение, но чтобы так бесцеремонно! Просто нет слов! У нас в Бразилии традиционно принято уважать преподавателей, обращаясь к ним исключительно 'синьор учитель'. Наглости этих гринго нет предела! Считают, что они – хозяева мира и им все дозволено. Аж противно становится!
Подошедшему Геке Джо представил своего собеседника. Жозе, как звали латиноамериканца, сразу же задал вопрос в лоб:
-А ты, Гека, из какой страны будешь?
-Я? Из России.
-О, Россия! Это куда лучше, чем Америка!
-Вообще-то я тоже из столь нелюбимых тобой Соединенных Штатов, – задумчиво сказал Джо.
-Э-э нет, амиго, не путай понятия. Ты сам говорил, что не янки, а из индейского племени. Между прочим, в моем роду тоже были коренные жители американского континента. Да ты на себя посмотри – разве похож на того упитанного хряка? И как только он сюда попал? Он так же мало похож на волшебника, как я – на чемпиона мира по сумо.
-А ты сам-то как здесь оказался? – в ответ спросили его.
-О! Это целая история. Вы представляете себе, что есть такое Рио-де-Жанейро? Красивейший город на побережье Южной Атлантики, где старинные дома, построенные еще в колониальную эпоху, соседствуют с современными небоскребами из стекла и бетона. Рай для туристов и тех, кто не обременен необходимостью постоянно зарабатывать себе на хлеб насущный. А вот тем, кому 'повезло' родиться в трущобах или, по-нашему, фавелах, Рио скорее представляется адом. Выходцы из фавел не могут надеяться на то, что принято называть успехом в жизни – им недоступно высшее образование, престижная работа; полуголодное существование своей семьи они могут обеспечить, лишь вкалывая докерами, чернорабочими, ассенизаторами, если повезет – строителями или шоферами. Мало кому удается вырваться оттуда и стать богатым и уважаемым – нужна или неслыханная удача, или подлинный талант, как у музыканта Жулио Алегарда или художника Перониса.
От безысходности многие из подростков сбиваются в банды; в большинстве фавел, так скажем, не быть членом какой-либо из них практически невозможно. Когда мне исполнилось двенадцать, и я был принят в ряды 'Акул побережья'. Вначале – в основном курьерская деятельность, принести-отнести, доставить сообщение и т.п. Потом – более серьезные задания: мы занимались мелким рэкетом, приторговывали наркотиками, развозили клиентам малолетних подруг, подрабатывающих проституцией, тащили все, что плохо лежит. Обычными нашими развлечениями были совместные попойки – если выдавался удачный день, а также битье морд конкурентам из других банд. Так пролетели два года.
Все изменилось в день, когда решили обчистить фазенду, как выразился наш бригадир, 'одного ученого чудика'. Кто-то из разведчиков заметил там предметы старины. Мы не очень хорошо разбирались в антиквариате, но даже последний из 'джентльменов удачи' прекрасно знает, что за древние вещички можно неплохо выручить, даже если скупщик краденого и даст за них всего четверть истинной цены. Когда тонкая струйка горизонта, окрашенная закатившимся солнцем в красный цвет, погасла совсем, мы были на месте. Как доложила разведка, 'чудик' живет один, и дом его на отшибе, удивительно только, как наши конкуренты до сих пор не обратили на него внимание. Перемахнуть через невысокую изгородь для нас не составило никакого труда, так же как и вскрыть оконную раму в гостиной. Я и Эстебан проникли внутрь, остальные должны были караулить снаружи и упаковывать подаваемые нами вещи. Первым делом я ухватил со стола массивную бронзовую пепельницу, за ней последовала японская статуэтка и резная шкатулка с комода. Не побрезговали и предметами вполне современными, но также имеющими ценность – ноутбуком, например.
Возможно, если бы все прошло гладко, мы отметили бы тот день грандиозным банкетом в нашем узком кругу, однако судьба распорядилась иначе: похоже, Эстебан, забравшийся в шкаф, дотронулся до системы сигнализации. Внезапно ожило стоявшее на шкафу чучело кондора: глаза его зажглись, птица расправила крылья и издала хриплый клекот. Где-то далеко запищала полицейская сирена. Рванувшись по направлению к спасительному окну, я зацепился за ножку кресла и растянулся на полу. Эстебану повезло больше, ему удалось выскочить. С криком 'Спасайся, фараоны!' мои товарищи бросились врассыпную. В темноте – фонарик погас при падении – да еще с ушибленной ногой далеко уйти я не мог, и вскоре был схвачен. Дальше – само собой: полицейский участок, кутузка, допросы и, наконец, суд. Я взял всю вину на себя, хотя даже совсем тупой полисмен догадался бы, что орудовало несколько человек – слишком много следов осталось. Поэтому мне бессмысленно было рассчитывать на благосклонность судей, и тем больше стало мое удивление, когда узнал, что меня приговаривают всего лишь к условному сроку и исправительным работам. Как выяснилось, за меня замолвил словечко тот, кого мы собирались ограбить, и именно у него предстояло отрабатывать наказание.