подошел, Яков его уже ожидал, нетерпеливо постукивая пальцами по баранке автомобиля. Увидев суворовца, он, не вылезая из машины, приопустил стекло и вопросительно
на него уставился. С выражением безмерного счастья на лице Макс, ожидая похвальбы, наклонился и доверительно рассказал «дяденьке» про Петушкова. И ведь
ни слова от себя не добавил: поведал только то, что видел своими глазами. Яков разозлился, весь как-то раздулся (задумался, наверное), зубы стиснул и пробормотал:
- Это многое объясняет. И потянулся к ключу зажигания, чтобы тут же уехать, но макс, окончательно войдя в роль, заныл: - Дяденька, вы же обещали… Не сразу
поняв, о чем тот болтает, Яков нахмурился, но затем лицо его прояснилось. Он достал из бардачка шоколадку и протянул ее кадету: - Держи, заслужил. - Целая
шоколадка, - обрадовался Макс. Яков снисходительно кивнул: - Бери-бери. Молодчина. Не успела машина «доброго дяденьки» скрыться из виду, как Макс, самодовольно
улыбаясь, швырнул шоколадку в урну. Теперь осталось разобраться со вторым поклонником. Для этого ему понадобилась помощь бывшей одноклассницы. Когда-то
Кузя добивалась благосклонности Макарова, но с тех пор, как он поступил (вернее, его поступили) в училище, она быстро сообразила, что к чему и легко переметнулась
к Мухину. Макса сей факт, понятно, нисколько не расстроил. Зато помочь ему Кузя согласилась с радостью. План был прост. Кузя должна всего-навсего по нескольку
раз на дню звонить в училище и просить, чтобы к телефону позвали Сергея. Просто Сергея. Во-первых, Полина подумает, что у Петушкова есть девушка (на всякий
случай, если вдруг ей вздумается обратить на информатика внимание), а во-вторых, сам информатик будет настолько занят, ломая голову над личностью тайной
поклонницы, что у него просто времени не останется на то, чтобы ухаживать за Этикеткой. Одним словом, все складывалось как нельзя лучше. Так что напрасно
Философ относительно Макса заморачивается. Он, ей-богу, будет паинькой! В фойе театра суворовцы вошли строем и тут же совсем нестройно завертели головами.
Красотища! До начала представления оставалось еще полчаса. В нос сразу ударил незнакомый, но приятный «театральный» запах – что-то вроде коктейля из аромата
горьких вечерних духов, красных бархатных портьер, тепла, которое излучают сильно нагретые лампы, и чего-то еще, трудно определимого. Народу вокруг была
уйма. Многие уже сняли верхнюю одежду, навели красоту возле огромных, местами чуть потемневших зеркал и теперь неспешно бродили по фойе, приглушенно переговариваясь
и лениво обмахиваясь новенькими, еще хрустящими программками. При виде суворовцев люди сразу стали оглядываться и, улыбаясь, о чем-то шептаться. Мальчики
разделись и прошли на второй этаж. Полина, возбужденная и радостная, а оттого еще более красивая, увлеченно рассказывала ученикам о Чайковском и, немного
волнуясь (боялась что-нибудь упустить), пересказывала содержание балета, надеясь увлечь кадетов предстоящим зрелищем. Особенно внимательно ее слушал Печка.
Он частенько не выдерживал и, нетерпеливо пританцовывая вокруг, перебивал преподавательницу: - А дальше? Он понял, да, что его обманули? Понял? Полина
улыбалась, довольная вниманием, но просила Перепечко немного потерпеть. Однако остановить заинтригованного Степу было сложно. Через какое-то время он,
обкусав все губы, не выдерживал и приставал опять, заглядывая рассказчице в глаза: - Нет, Полина Сергеевна, вы мне ответьте – принц догадается в конце,
что его подставили? В конце концов Полина не выдержала и, повернувшись к Перепечко, устало кивнула: - Да, Степа, специально для вас сообщаю, что все закончится
благополучно. Но не успел Печка облегченно улыбнуться, как его расстроил не сводящий с Полины внимательного взгляда Макс: - К сожалению, насколько мне
известно, у Петра Ильича первоначально финал этого балета был трагический. Принц не узнавал своей возлюбленной, а девушки навсегда оставались птицами.
Бдительно шныряющий по фойе прапорщик Кантемиров не слышал ни слова из того, о чем говорили ребята с преподавательницей, но ему достаточно было заметить
печально вытянувшееся лицо Перепечко и удивленный взгляд Полины, брошенный на этого несносного Макарова, чтобы поспешно вмешаться. Пулей подлетев к ним,
он с ходу набросился на Макса: - Я ведь тебя предупреждал – не ерничать! Что опять натворил? – грозно поинтересовался Философ, переводя подозрительный
взгляд с девушки на суворовцев и обратно. Однако Полина поспешила его успокоить. Она с легким удивлением посматривала на Макарова, который, откровенно