Детская – а это именно она! – кажется огромной. Необъятной. Лишь присмотревшись, понимаю, что тёмные тучи, из просветов которых проглядывает тусклая луна – то ли иллюзия, то ли проекция неба. Иными словами, отражение того вида, что снаружи.
– Не волнуйся, метель я оставил только для демонстрации наружной погоды. Очень удобно, когда собираешься на прогулку. Можно ощутить силу ветра, мороз или тепло, и решить, как одеться. Функция при ненадобности отключается.
«Небо» становится прозрачным, демонстрируя просвечивающиеся сквозь него потолочные балки. Между ними застыли в призрачном полёте несколько кидриков и дракошек – похоже, голограммы-иллюзии, а на одной из балок, свесив ножки, хихикает мультяшная феечка. И вот она-то, несмотря на нарисованный вид, вполне реальна. Сорвавшись с места и рассыпав целый сноп искр, фея взмахивает волшебной палочкой. Из метельного тумана проступают стены комнаты. Вдоль одной – целый стеллаж с пустыми корзинами для белья, игрушек, нужных в обиходе мелочей, а также нечто вроде длинного пеленального столика. Вдоль другой стены, гладкой, матово-белой, словно экран – три колыбельки, пока крошечных, но… На моих глазах они, дрогнув, начинают расти, как бы приспосабливаясь к подрастающим детишкам; фея прикасается палочкой, и кроватки возвращаются к прежним размерам. По очередному сигналу летуньи одна из дверей в торцевой стене распахивается, демонстрируя пологий съезд-пандус. Дорогуша довольно крякает, оглаживая бородку
– Ведёт прямо во двор, хозяюшка. Никаких тебе ступеней, сажай детишек в колясочки да и кати себе гулять. И дворик заодно расширим, будь уверена. Соседи не возражали, особенно когда я им пообещал башенку для телескопа на крыше вывести. Вот. Всё для новых чад готово, изволь принять работу-то.
Я тронута до глубины души.
Элли – и, что интересно, даже Лусия – крутятся рядом, восторженно переговариваясь. Надо же, вот здесь, за дверью, куда тычет палочкой фея – помещение для прогулочных колясок, просто замечательно! А тут – шкафчик с отделениями для пелёнок, распашонок, штанишек и платьиц, всё – на троих детишек! И много-много места для того, о чём мой мужчина, может, и не догадается сам, но предусмотрительно оставил резерв, чтобы запасливая женская душа могла заполнить его по своему желанию и хотению.
– Эта дверь – в нашу спальню, – поясняет он как раз. – В любой момент дня и ночи можешь заглянуть и проверить, всё ли с детьми нормально. Сами двери, кстати…
Повинуясь его слову, створка отъезжает вбок. А вот это просто замечательно!
– Ты пока ещё не обратила внимание, но я практически все распашные двери заменил на разъезжающие. Чтобы кое-кто не набил шишек невзначай, когда начнёт ползать. А вот тут…
Ещё одна комнатка, смежная с детской. Небольшая, оставляющая впечатление как бы… полу-жилой, полу-дежурной. Обставлена изящно, со вкусом, но ничего лишнего.
– Это для няни, – поясняет Мага. И сурово, будто предчувствуя возражения, отрубает: – Не думаешь же ты сама ночами не спать с тремя бутузами? Тебе понадобится полноценный отдых. Будешь уставать за день – наймём и вторую няню. И третью. Сколько понадобится. Не стесняйся.
Меня раздирают совершенно противоречивые чувства. Первые полгода сплошных бессонниц после рождения ребёнка, думаю, помнит каждая мама. Неужели на сей раз я проскочу это испытание? Bсё же колеблюсь:
– Мага, я бы с радостью… Няня – это отлично. Но я не привыкла… мне как-то страшно доверить крох совершенно чужому человеку.
– Ну, во-первых, этот человек будет работать не за спасибо. Вернее сказать, наше «спасибо» он будет весьма и весьма ценить, чтобы стараться на совесть. А во-вторых – с чего ты взяла, что чужой? Лусия, ты всё слышала? Всё поняла?
– Да, дон Маркос! – восторженно выдыхает она. – Ой, это вы меня так приглашаете на работу, да? Няней? Прямо сюда?
Мой супруг выдерживает многозначительную паузу.
– Ну, пока что напрямую не приглашаю, а предлагаю своей жене вариант того, как можно существенно облегчить жизнь, наполненную тремя сильными здоровыми младенцами. У наших малышей первый отец – русич, ты же в курсе? А их дети, я слышал, весьма… подвижны. С одним-то управиться будет нелегко, а тут трое! Однако Ива, как и я, не любит, когда в доме слишком много чужих, а к тебе она уже привыкла. Ты не чужая, ты из Эль Торреса, у тебя есть опыт ухода за племянниками, и, кстати, напомню, имеется и жених, свадьба с которым назначена через год. Жалованье мы тебе увеличим вдвое от нынешнего, накопишь себе за год прибавку к приданому; плохо, что ли?
Лусия впадает в задумчивость, но видно, что перспектива ей нравится. Феечка хихикает и взмывает под потолок, где и устраивается на прежнем месте, болтая ножками. Свою роль гида она выполнила, теперь отдыхает. Элизабет переводит озабоченный взгляд с неё на моего мужа.
– Ничего себе новшества! Мне такие сюрпризы очень даже нравятся. Мага, надеюсь, ты, как хороший брат, поделишься с Ником своими идеями? Как ты думаешь, могу я рассчитывать, что, вернувшись домой, получу такую же детскую?
Дорогуша жмурится и растроганно промокает платком уголок глаза. Малявка трётся о его ногу. В его мурлыканье вплетается отчётливое: «Понр-равилос-сь… вс-сем-м-м понр-ра…»
Мага только хмыкает.
Да уж. Зная этих братцев, нетрудно предугадать, что Элизабет по возвращении домой обнаружит не одну, а целых две детских с полным штатом дневных и ночных нянь, дежурных сестёр милосердия, будущих гувернёров и воспитателей. Порой в стремлении перескакать друг друга дель Торресы не знают меры. Но сейчас, прямо сейчас, Маге не до того. Вопросительно изогнув бровь, он заглядывает мне в глаза.
«Я – хорош? Я всё предусмотрел?»
– Ты…
У меня перехватывает горло. Обнять, обнять крепко, насколько хватит сил, прижаться к твёрдой надёжной груди, замереть, изо всех сил желая растянуть мгновенье... О, да. Ты не просто хорош, муж мой. Ты – лучший.
***
На цыпочках, чтобы не разбудить уснувшего наконец моего некроманта, подбираюсь к знакомому с давнего детства подоконнику, отдёргиваю ночную штору вместе с тюлевой занавеской и вглядываюсь в картину за окном. Хоть и настроилась ничему не удивляться, но сердце замирает в предвкушении чуда. И не зря.
Там, за окном, уже не то, что виделось вчера, и в прошлом году, и в позапрошлом, и лет тридцать назад. Пропала соседняя четырёхэтажка, смотрящая фронтоном во фронтон родительского дома. Исчезли неровные полосы стихийно разбитых крошечных огородов, на которых соседи до сих пор изощряются, кто во что горазд; запущенные розовые кусты чередуются у них с помидорами и капустой, кустами хрена, тыквенными и огуречными плетьми. Впрочем, бахча-овощи – это летняя разновидность оконного натюрморта; вчера же здесь, поскольку осень, можно было любоваться зачищенными грядками с жухлой листвой. Впрочем, розы упорно держались в цвету, в ожидании снега, ведь осень в моём городке затянулась. Это в Тардисбурге метёт, а тут – хоть и поздний ноябрь, но первыми заморозками даже не пахнет. Из-под штакетника проглядывает свежая поросль молодого чистотела, живучего, неубиваемого. Он и под грядущий снег уйдёт, зелёный, и весной очнётся раньше всех.
…Впрочем, все эти пасторальные прелести пропали вместе с угасшим вчерашним днём. Сейчас за окном иной пейзаж, и не сказать, чтобы незнакомый. Что интересно, куда-то подевалась этажность. Моя настоящая квартира находится на третьем этаже, спальня в Тардисбурге – на втором, нынче же земля за окном оказывается совсем близко: при желании можно вылезти и спрыгнуть прямо в густую траву. Каких-то метра полтора высоты, не о чем говорить! Дорожка, вымощенная морской галькой, ведёт от крыльца к калитке, за которой желтеет песок, а ещё дальше синеет огромное пространство, в нижней части которого вскипают барашки волн, в верхней – облака. Море. Совсем рядом, рукой подать.
И более чем уверена: стоит выйти за калитку, оглядеться – по левую руку зависнет на горизонте дуга огромного Колеса обозрения. Потому что это Лазаревское. Тот самый кусочек берега, где стоял снятый Магой домик, ставший нашим… шалашом для рая? Пожалуй, да.
Мои внутренние часы подсказывают, что сейчас раннее утро. Похоже, так и есть. Только здешнее утро, занимающееся за окном – летнее, а вот если перейти в нашу с Магой спальню и выглянуть оттуда на улицу – увидишь, что темным-темно, как и полагается часа в четыре зимней ночи. Вот как он так сделал, мой муж? Он не только с пространством экспериментирует, но и со временем? Или… просто навесил на моё окно иллюзию, для красоты либо из интереса? Помнится, вчера он обмолвился о видах, которые долго ему не поддавались.