Наверное, он забыл, что рядом с них находились люди, в том числе и я. Все происходящее превратилось в его личную беседу с Вакан Танка. Он не зажигал маленьких веточек, собранных в кучу перед ним, но как только его песня закончилась, они вспыхнули языками пламени. Ветви затрещали, и когда дым достиг меня, глаза старика открылись. Секунду он безучастно смотрел на огонь, потом пронес правую руку над пламенем, и дым стал желтым. Он повторил движение, дым почернел и стал стелиться по земле. Я внимательно следил за индейцем. Он ничего не подсыпал в огонь, а цвет все равно менялся. Третье движение окрасило дым в белый цвет, четвертое — в красный.
Я знал, что это священные цвета четырех сторон света, из которых в мир приходили силы и мудрость. Но я не понимал, как и для чего он из вызывал. А потом мы вообще перестали удивляться, потому что начали слетаться птицы и сбегаться звери. Протиснувшись между наших ног, к старику подбежала лиса. Вслед за ней показалась семейка енотов. Затем я увидел барсука, сурков, четырех ворон, двух ястребов, стайку воробьев и несколько жаворонков. Звери и птицы садились возле него, совершенно не обращая внимания на собравшихся людей и пламя костра. Они сидели и ждали, когда он закончит свою молитву.
Тем временем дым сгустился в плотный столб над его головой, и мы ахнули, заметив перемену в его облике. В одно мгновение Говорящий Ворон оказался одетым в старинную синюю блузу великих воинов Дакоты. Ее украшали пучки шерсти и длинная бахрома. Лениво копнув землю пальцем, он выкопал какое–то странное голубое растение и шестью точными движениями руки разрисовал лицо полосками и зигзагами. Он снова запел. Дым костра разделился на четыре разноцветных султана; они вошли в макушку его головы и вышли из груди.
Я мельком заметил в дыме кружащиеся листья хлопчатника. Индейцы считают их символом секретной информации. Внезапно листья удлинились и превратились в перья черного орла. Они медленно кружили над головой старика. Говорящий Ворон протянул руку и схватил несколько перьев. Дым водоворотом откинуло прочь.
Потом он долго беседовал с животными и птицами. Индеец касался головы каждой твари и что–то шептал на языке Лакоты. Мы не смели шевельнуться. Звери расходились. Толстый кролик пробежал прямо по моим туфлям. А потом огонь угас, боевая блуза и раскраска исчезли, перед нами вновь сидел старик в полинявшей полосатой рубашке и ковбойской шляпе.
Взглянув на наши удивленные лица, он тихо сказал:
— Эти дети Земли принесли мне весть от Вакан Танка. Он предупреждает нас о грядущем степном пожаре и просит сделать все необходимые приготовления.
Я даже встряхнул головой. Поверьте, ощущение было такое, словно ты оказался в сказке, и мне человеку городскому и довольно циничному, все напомнило детские сны с полетами в воздухе, маленькими феями и добрыми волшебниками. В тот миг я считал старика уникальным творцом чудес, или, лучше сказать, проводником чудес, которые создавал его бог — Вакан Танка. Но Говорящий Ворон имел о чудесах свое собственное мнение:
— Высочайший и самый святой выполняет любое из своих обещаний. Не надо считать это чудом. Настоящее чудо произойдет тогда, когда Ему не удастся выполнить предначертанное им для свершения…
перевод с английского Масяня.
Кеннет Грант. Магия хаоса. (отрывок)
— Если ты будешь держать ее против света, — предложило оно, — то появится совершенно другая картина.
Я в изумление перевел взгляд со стола на зеркало. Вместо него в овальной раме чернело нечто паукообразное. В комнату пробиралась существо, с гигантской головой на карликовом теле. На фоне лучистого света виднелись щупальца, цеплявшиеся за стены в поисках опоры. Я осторожно прикоснулся к скатерти, расстеленной на столе. Она имела любопытный узор из волнистых линий и иероглифов, которые мне пока не удалось расшифровать. Последовав совету существа, я приложил ткань к оконному стеклу. Когда сквозь нее просеялись лучи предзакатного солнца, рисунок пришел в движение, и среди множества цветных полос я заметил четко прорисованный портрет девушки. Ее волосы струились, словно волны света. Глаза сияли, будто озаренные огнем. Я узнал Аврид даже раньше, чем она приоткрыла губы, обнажая длинные и острые зубы. За ее головой бился смутный и туманный силуэт — такой же неопределенный, как все формы, прорывающиеся в незнакомые измерения. В затемненную комнату проникла тонкая полоска света. Она запульсировала, ощупывая пространство между окном и овальной рамой на стене. Луч вибрировал, как живое существо. Время от времени он задерживался на скатерти, которую я вернул на место. Слева от пустого зеркала образовалась турбулентность. Световые волны напрягались и вытягивались, материализуя лицо, на которое я смотрел. Мне довелось стать свидетелем того, как после четырех столетий дух возвращался в свой сигил.